Зарплаты бюджетникам повышать преждевременно

Экс-министр финансов Алексей Кудрин счел нецелесообразным исполнение части "майских указов" президента РФ. В частности, такого мнения он придерживается в отношении увеличения зарплат бюджетников. Его заявление Pravda.Ru прокомментировал руководитель направления макроэкономики Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП) Дмитрий Белоусов.

— Алексей Кудрин заявил о том, что бюджетникам нужно увеличивать зарплату только по мере наращивания доходов бюджета, то есть сначала повышать "продуктивные производительные расходы". Кудрин перечислил сферы — образование, здравоохранение и инфраструктуру. Согласны ли вы с этой схемой?

— Так называемые "бюджетники" — это некая искусственная смесь из очень разных специалистов. Есть система образования, которая тоже неоднородна. Зарплаты учителей были недавно подняты, но есть проблема с преподавателями высшей школы. Изначально была идея, что существенную часть денег вузы должны заработать сами — либо наукой (добиваясь грантов), либо хоздоговорными работами (продавая заказчикам среднетехнологичные бизнесы). Считалось, что такой подход поможет решить не только социальную проблему, но и заставит вузы быть современными, то есть учить не достижениям 60-х годов, а тому, что в мейнстриме — иначе не продашь результаты своего семинара, своей лаборатории и т. д.

Сейчас этот подход снова под большим вопросом — предпринимается попытка восстановить действующую до этого модель бюджетного финансирования, что, на мой взгляд, большая ошибка. Возврат к бюджетной системе чреват тем, что вузы будут плодить специалистов, отстающих от современного уровня.

Что касается второй названной Алексеем Кудриным сферы — медицины, то ее реформа была откровенно неудачной. К 2010-2012 годам в России была выстроена детальная система бюджетной поддержки медиков, отчасти скопированная у военных по формуле "базовая зарплата плюс разного рода доплаты за квалификацию, особые условия работы и т. д.". В процессе перехода к страховой медицине эту систему полностью разрушили, более того, у отдельных категорий врачей и у большинства медсестер зарплаты упали. Плюс к тому государство устранилось от матконтроля над больницами, и, естественно, сразу возник внутренний круг "приближенных", которые распределяют больничные деньги по своему усмотрению. Особенно от этого страдает провинция, где нет конкуренции рабочих мест и зарплата медика зависит от того, какие у него отношения с главврачом-работодателем. Ситуация вопиющая, и как ее исправить, не понятно, нужны новые, конструктивные идеи.

— Образование и здравоохранение — вещи ключевые, но можно ли их назвать "продуктивными производительными расходами"? Можно ли на них опираться при попытке оживить экономику?

— Образование работает, только если в стране идет мощный инвестиционный процесс и развивается хай-тек. Иначе мы попадаем в 90-е, когда готовили инженеров для чужих государств. Грубо говоря, если заводы не переоснащаются, то для чего учить инженеров? Первое, что сделает такой выпускник, — уедет работать за границу. Высокие госрасходы на образование имеют смысл, только если студентов учат "под что-то" — под технологическое развитие, под новый бизнес и т. д. В противном случае это напрасный труд, подпитка мира российскими специалистами, за которую нам даже спасибо никто не скажет.

Со здравоохранением вопрос, как я уже сказал, не только в объеме расходов, но и в том, как эти расходы распределяются, соотносится ли принцип распределения с качеством работы врача, его квалификацией и т. д. Возможно, надо пытаться взять под контроль местные монополии. Потому что если в городе одна-три больницы, главврачи которых друг друга хорошо знают, то они легко "распределят" все выделенные средства между очень ограниченным кругом людей, а реальных специалистов оставят с минимальной зарплатой. В свое время авторы перехода на страховую медицину не предусмотрели последствий своих решений.

— Опасен ли перекос, при котором в бюджетной сфере зарплаты повысятся, а в частном секторе нет?

— Считается, что бюджет "ведет" за собой частный бизнес. Этот вывод подтверждают предзабастовки шахтеров на Кузбассе. Логика многих их участников была такова: "Моя жена учительница, ей зарплату повысили. Что ж, она будет теперь, как я, получать? Я под землей работаю, трудно и тяжело, а она у доски стоит…"

Но проблема заключается в том, что, догоняя бюджетную сферу по зарплатам, частный бизнес, в конце концов, столкнулся с проблемой конкурентоспособности. Дело в том, что из предыдущего экономического кризиса в 20093–2010 годах мы выходили как раз за счет повышения зарплат бюджетникам: их рост вызвал рост зарплат в частном секторе, поскольку надо было удержать специалистов. И очень быстро, уже к концу 2013 года, средняя зарплата достигла почти тысячи долларов. Началось девальвационное давление, так что даже без внешнеполитического кризиса мы бы все равно получили в итоге девальвацию рубля. Потому что работавшие в стране инвесторы в 2013 году уже собрались "на выход" из-за того, что в создавшихся условиях экспорт, в первую очередь машиностроительный, стал бессмысленным.

Не случайно именно эти сектора первыми начали отказываться от инвестпрограмм. Представители Nissan, например, тогда заявили, что не могут экспортировать при таком курсе рубля и при такой стоимости рабочей силы. Девальвируйте рубль — тогда будет разговор…

Тот опыт показал, что наращивать бюджетные расходы надо очень аккуратно. На месте чиновников я бы, в первую очередь, занялся поиском инвестиций под экспортные программы, то есть стимулировал бы инвестиционную деятельность, в том числе за счет создания полноценной государственной системы поддержки экспорта машинного оборудования, сельхозпродукции, продукции химической промышленности — всего того, что мы существенно "недоэкспортировали" по мировым меркам. А уж затем, усилив экспортную ориентацию экономики, дополнительно стимулировал бы приток инвестиций в другие отрасли и повышал бы зарплаты.

В противном случае мы рискуем втянуться в рост издержек на труд и обнаружить, что нашу продукцию никто не покупает ни на внешнем рынке, ни на внутреннем. Тогда придется снова "обваливать" рубль, как в 2014 году.