От чёрного вторника к деноминации рубля или от неизбежного краха к спасению?

В 2018 году, когда мы наблюдаем практически полную остановку инфляции (и вопрос о том, поднимется ли ставка рефинансирования или опустится на пол-пункта с подробностями обсуждается не только в специализированной прессе), мы стали как-то забывать о том, какой уровень разрухи в финансовом секторе достался руководству страны в начале девяностых.

Можно сколько угодно иронизировать о том, были ли эти времена "святыми" или их следует называть каким-то иным эпитетом. Но проблемы, с которыми столкнулись тогда еще молодые реформаторы выглядели пугающими и угрожали надолго, если не на всегда похоронить под собой экономику страны.

Сейчас, по прошествии двадцати лет, стоило бы посмотреть на события того периода чуть менее предвзятым, не заряженным эмоционально взглядом и обратить внимание людей, которые действительно вытащили Россию из финансового, монетарного кризиса.

А были ли к нему объективные предпосылки или он произошёл из-за неумелого управления страной?

Мы решили дать слово одному из ветеранов отечественного финансового рынка, прошедшего, возможно, весь доступный грамотному специалисту путь, со всеми его извивами — от чиновника советского Минфина, сотрудника ранних коммерческих структур, банковского служащего уже не в советском, а российском госбанке — ВЭБ и, затем, потратившего долгие годы на работу с рынком ценных бумаг.

Наш собеседник, Анатолий Петрович Смирнов, в настоящее время по праву считается одним из лучших российских трейдеров, его имя широко известно среди профессионалов фондового рынка.

Но в те годы он оказался непосредственным участником событий, которые и привели к развязыванию, а иногда из разрубанию завязанных ещё во времена СССР узлов. И, в итоге, к формированию современного состояния финансовой системы России. А что может быть интереснее впечатлений человека, который такие важные процессы наблюдал вблизи, буквально из соседнего кабинета?

— Анатолий Петрович, анализируя происходившее в 1990ые — можете ли Вы сказать сейчас, насколько оправданы были действия финансовых властей?

Я смотрю на события тех лет немного со своей колокольни и, конечно, считаю, что говорить об ответственности "финансовых властей" — это словосочетание употреблю только в кавычках от политической власти в стране не приходится.

В каком состоянии Россия была, когда она получила независимость после ликвидации Союза? Никто вообще не знал и не понимал, кроме узкой группы профессионалов, как реально работает финансовая система в рыночных условиях.

Были отдельные люди и даже целые организации, которые имели определённый опыт работы с Западом. Но. Как будет распадаться финансовая система СССР никто и предсказать не мог. А она именно распалась под действием политических решений высшего руководства страны. Советские финансисты могли разве что обслуживать этот процесс, но впрямую на него не влияли. Тогда многие ругали, а сейчас уже и забыли Павлова за его реформу.

Но, если подумать крепко — а много ли у него было вариантов? Что он мог сделать на своём месте?

Мы должны, конечно, понимать, что когда было принято политическое решение о том, чтобы ликвидировать плановую экономику, никто из высших руководителей страны не думал о структурных последствиях для финансовой системы.

Что конкретно будет происходить с финансами, когда в одночасье "социалистические плановые безналичные рубли" превратились просто в рубли на счетах, которыми можно распоряжаться относительно свободно. Особенно, когда, по результатам Беловежских соглашений, финансовые системы стран бывшего СССР оставались еще связанными между собой, находились в "рублёвой зоне".

Мне посчастливилось в те годы работать совместно со многими высокопрофессиональными специалистами, прежде всего — в государственных структурах. И я со всей ответственностью могу сказать, что они действительно сделали невообразимое. Как сказали бы в кино "миссия невозможна". Россия, приняв на себя долги бывшего СССР, одновременно находилась в таком положении, что на неё были замкнуты финансы других республик. Именно это и послужило реальной причиной той гиперинфляции, которую до сих пор вспоминают недобрым словом.

Мы все помним про "чеченские авизо" — фальшивые платёжные поручения, при помощи которых из банковской системы были украдены триллионы рублей.

Но мало кто даже знал, что взаимоотношения с госбанками ряда "братских" республик не сильно отличались от этой схемы. Сразу после того, как было объявлено о роспуске Советского Союза, никто не знал, что с этим делать. И были проведены из республик в Москву очень большие средства, которые прошли на счета ряда подсуетившихся организаций. Потом оказалось, что эти суммы были фактически нарисованными. Но предъявить претензии было некому. И этот инфляционный удар принял на себя российский Центробанк. Как организация, ответственная за эмиссию рубля.

Я лично знал и общался с Геращенко, в те годы, прекрасно помню, насколько сложно для него и с моральной стороны и с чисто технической было принимать некоторые решения.

Совместно с Минфином он совершал поистину героические усилия, чтобы остановить инфляцию. Не их вина, что она была разогнана настолько сильно.

Тут нужно скорее смотреть на исполнительную власть, прежде всего.

А это была только одна сторона вопроса. Россия взяла на себя обязательства по долговым обязательствам СССР. Это было разменяно на совзагранимущество. Но тут так же остро вставал вопрос по поводу того, чем и как расплачиваться — так как, после распада СССР, долги начали пытаться предъявить к немедленной уплате очень активно. Инфляционное давление на страну только увеличивалось — ведь расплачиваться приходилось не рублями, которые кредиторам не были нужен совершенно. Приходилось отдавать валюту.

Государству и привлечённым им частным бизнесменам пришлось изрядно повертеться, чтобы "разрядить" эту бомбу.

— Вы имели отношение к этой работе?

Разумеется. Впервые я столкнулся с этой проблематикой ещё в советское время по служебной линии. Но наиболее интересной была, конечно, работа в частных структурах. Было в то время несколько очень интересных, конкурирующих между собой проектов. Но все они сводились к тому, что государство делегировало частным компаниям возможность скупки долгов Советского Союза. Разумеется, с большим дисконтом, но немедленно.

А затем выкупало — дороже, но несопоставимо экономя по сравнению с тем, если бы эти долги гасились штатным образом.

Разумеется, весь процесс был организован в партнёрском режиме с госструктурами.

Но выиграли, в итоге, все.

И бизнесмены, которые занимались этой работой, и общество и, конечно, государство.

Но критически важным было не просто получить деньги в виде безналичных рублей, а немедленно закачать их в прибыльные схемы с реальным сектором. Иначе, вся эта деятельность теряла какой-либо инвестиционный смысл.

РИФК, — компания, в которой я тогда работал была достаточно интересным проектом и по своим подходам и по подбору людей. Мы были ещё вчерашние советские люди, многое не умели и не понимали в бизнесе. Тем интереснее было придумывать новые схемы, строить его практически под свои представления о том, как всё должно быть.

Колоссальная концентрация творческого начала, воли к саморазвитию — вот что нас всех, пожалуй объединяло тогда. Вопрос возраста, конечно, тоже многое значил. Когда чувствуешь себя молодым — это, конечно очень вдохновляет.

Но, могу сказать, что я общался тогда с настоящими профессионалами, которые достаточно далеко пошли в финансовом бизнесе.

Взять хотя бы того же Андрея Костина, курировавшего у нас работу с крупнейшими нефтегазовыми компаниями, который буквально через 3-4 года взлетел неимоверно вверх, был назначен руководить Внешэкономбанком…

Именно в тот период начали активно срабатывать и мои собственные связи, полученные ещё в советский период. Хочу отметить, что в самом их использовании я не вижу ничего плохого — речь шла о поиске интересных возможностей сотрудничества бизнеса и государства, о разгосударствлении довольно важного сектора нашей жизни, который в процессе передачи от государства к обществу стал из десятилетиями закаменевшего — бурно развивающимся и живым.

Мы получали серьёзную моральную поддержку от руководства российской финансовой системы — кроме уже названного мною Геращенко, могу отметить Сергея Дубинина, Андрея Вавилова… Вообще уровень доброжелательности властей к бизнесу в те годы был очень высок.

Вернувшись к вопросу об инфляции, составлявшей в худший период времени развития финансового кризиса десятки процентов в день — невообразимую сумму. Россия в те годы стояла вполне открыто перед угрозой свалиться в многолетнюю экономическую стагнацию, по образцу ряда ограниченно развитых стран Латинской Америки.

То, что этого не произошло — это результат совокупной серьёзнейшей работы политического руководства страны, финансового сектора Правительства и ЦБ.

Тем, кто пытается представить происходившее тогда как непрерывное тупое печатание денег, стоило бы напомнить, что экономику, построенную на основе принципов плана и тотального кросс-финансирования различных её секторов, приходилось расшивать буквально на ходу.

Сейчас много говорят про пенсионную реформу, про то, что те принципы, которые были заложены в её основу в 1995ом, в итоге не сработали.

— А как она связан с инфляцией?

Я не берусь оценить современное состояние вопроса, но позволю себе напомнить реалии тех дней. А они состояли в том, что законодательством России и СССР были установлены массовые льготы для пенсионеров, инвалидов, десятков других категорий граждан, выраженных в натуре, а не в деньгах. Эти льготы вели своё происхождение чуть ли не с пайковой системы после Гражданской Войны.

Например, человек отболевший туберкулёзом, имел право получать от государства на регулярной основе молоко. Или пенсионеры имели право на бесплатный отдых и проезд в санаторий. И так далее и тому подобное. Это всё имело смысл и работало в условиях плановой экономики, неспешной настолько же, насколько был неспешен бумажный документооборот.

А как это всё должно было работать в условиях рынка? Где сотни тысяч предпринимателей? Их невозможно было облагать оброком в пользу льготников. А закон требовал предоставления услуг и не делал разницы в этом отношении, между, например, частным санаторием и государственным. Потому что закон тогдашний вообще ничего не знал о том, что санаторий может быть частным.

В 2018ом вполне логичной идеей было бы выдать каждому пенсионеру карточку, услуги учитывать через Интернет, а каждого предпринимателя обязать подключиться к такой системе и получать компенсацию из бюджета за оказанные пенсионерам услуги.

Но в те годы не то что интернета и компьютеров не было толком. Тогда еще телефонов по всей стране откровенно не хватало. Обычных, не сотовых. Единственный вариант — дать пенсионеру или льготнику в руки деньги и пусть покупает услуги самостоятельно. Что и было проделано.

Перевод всех льгот в денежную форму шёл почти десяток лет, и он нанёс стране очередной инфляционный удар. Но он, повторюсь, был неизбежным, иначе мы не сдвинулись бы вперёд ни на сантиметр.

Эксцессы управления российской финансовой системой — от пресловутого "чёрного вторника" до пресловутого дефолта в 1998ом и последовавшей деноминации, если посмотреть внимательно, подсушили немного денежную массу в стране, но стабилизация произошла, в основном, не за счёт того, что у кого-то что-то отобрали а за счёт двух факторов.

В какой-то момент (и достаточно быстро) прекратился безудержный завоз денег в страну из других стран бывшего СССР. Не важно, под видом долгов, кредитов, ещё каких-то форм. Главное то, что финансовый рынок наш оказался изолирован от соседей.

Внутренние расчёты из бартертной или вообще какой-то нерыночной формы предоставления товаров и услуг перешли в коммерческий формат. Услуги и товары начали оплачиваться деньгами, а значит — те обрели реальное наполнение.

Сегодня в связи с кризисом 1998го года вспоминают Сергея Владленовича Кириенко, выступившего в качестве своеобразного пожарника — после того, как, казалось бы, не удалось свести баланс, несколько решительных шагов завершили реформу финансового сектора, разрубили гордиев узел, завязанный отнюдь не им.

Были ли его действия оправданными? История — уже теперь — действительно история, показала что были. По прошествии 20 лет никто не вспоминает о потерях, которые, конечно, имели место.

Но посмотрите на результат.

Просто сравните Россию и крупнейшие экономики Латинской Америки — во многом сопоставимые по параметрам с Россией экономики Бразилии, Аргентины, Мексики.

Они не выходят из инфляционного пике, несмотря на то, что эти страны по многим параметрам сопоставимы с Россией, их прижимает к земле совершенно неподъёмный груз внешних долгов, которые за 1990ые годы и начало 2000ых были выплачены Россией в полном объёме.

Когда сейчас кто-то иронизирует на тему "святых девяностых" — я отвечу, что ирония не особенно уместна. Возможно, сказанное пожилой женщиной и не вполне удачно по форме, но уж как минимум героическими эти годы были. Хотя бы в части того странного героизма, который присущ финансистам и бухгалтерам. То, что страну не дали разорить — это очень серьёзный результат, как я считаю.

История все расставляет по своим местам. Я не сомневаюсь, что и в этой части развития событий будут даны правильные оценки не только конкретным действиям, но и людям, которые в те годы имели мужество брать на себя ответственность за них.