Российская империя поднялась на раскольниках

Именитые купцы и промышленники XIX века — Рябушинские, Щукины, Третьяковы и другие — были старообрядцами. С чем это связано и какое отношение эти люди имеют к Первой русской революции, Правде.Ру рассказал главный научный сотрудник Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, доктор исторических наук Александр Пыжиков.

— Среди именитых купцов, первых капиталистов и промышленников XIX века были такие династии, как Рябушинские, Щукины, Третьяковы, Хлудовы, Бугровы и т.д. Сейчас уже все практически знают, что это были выходцы из старообрядческих семей.

Это какой-то парадокс — с одной стороны, они хранители старой веры, ревностных традиций. С другой стороны, это люди, которые в начале XX века продвинули Россию на одно из первых мест в Европе по различным экономическим показателям, которые первые ставили на своих заводах европейское оборудование и т.д.

Это не случайное совпадение, что они оказались старообрядцами?

— Нет, конечно. Здесь важно понять, почему действительно столько капиталистов, вышедших из народа, мы наблюдаем в нашей истории. Принципиально важно понять одну простую вещь — что государство, власть, прежде всего самодержавная, были заинтересованы в развитии бизнеса, если говорить современным языком. Потому что без сильной бизнес-составляющей государство не может причисляться к великим державам.

Но проблема-то в чем была у верховной власти? С чем бились все императоры, все их окружение? Правящий дворянский класс, аристократический, не очень был заряжен на какие-то промышленные дела. В этих кругах, на самом деле, все торгово-промышленные инициативы считались второсортным делом, им истинному дворянину заниматься не с руки. Самый наглядный пример - "Обломов" Гончарова. Главный герой немцу Штольцу заявляет: "Ты что, из дворянина ремесленника хочешь сделать? Да как можно?"

И здесь возникала дилемма. Действительно, развернуть аристократический правящий слой к промышленности, к торговым делам было очень сложно. С Петра I было понятно, что дворянство и промышленность не очень хорошо с собой стыкуются. Интерес аристократии — землевладение. Вот это основа всей экономики аристократии дворянства.

Тогда возникает вопрос — где же та промышленная линия, которая необходима и которая должна развиться? Вот эта линия как раз и стала развиваться и подниматься из огромной, подавляющей части населения, которую составляло российское крестьянство. Из этого крестьянства, собственно говоря, и стали выпестовываться те предприниматели, которые положили основание династиям.

— А к старообрядчеству это как относится?

— Здесь очень важно взглянуть на это сквозь призму конфессионального, религиозного спектра. Что из себя представляло крестьянство? Правящий аристократический, дворянский слой, о котором мы только что упомянули, — это слой, который вмонтирован в элиту, в административную вертикаль. Но там можно было находиться при одном условии — если ты относишься и являешься прихожанином Русской православной церкви в ее никонианском обличии. Если ты как-то это ставишь под сомнение, тебя там быть не должно.

И крестьянство, по официальным документам, было записано в такие же приверженцы синодального православия. А на самом деле в толще крестьянства происходили совершенно другие процессы. Никонианская вера не получила там большого распространения. Причем нельзя говорить в целом о крестьянстве, это было бы неправильно.

Южные регионы России — это форпост никонианской церкви, там староверие исключение. А чем мы больше поднимаемся в центр, на Урал, на север, то там совершенно обратная картина. Там мы и сталкиваемся с этой мозаичной старообрядческой средой, которая не зафиксирована и не схвачена канцелярской документацией. И именно эта среда стала питательной почвой российского капитализма.

Почему? Ну, по-моему, ответ напрашивается сам собой — если тебя не пускают никуда и ты находишься в дискриминационном положении, то возникает вопрос — а как выжить мне и нашим единоверцам? И, естественно, цель — поддержать веру, сохранить ее, не дать ей погибнуть, а значит, надо заниматься тем, чем позволено.

И вот тут сошлись интересы. Государство было заинтересовано в индустриальных инициативах, в промышленных, мануфактурных. А тем слоям нужен был источник, на который можно было бы опереться. И Екатерина II провозгласила полную свободу предпринимательству, то есть заниматься предпринимательством может всякий, у кого к этому способности.

— Но если банки и учреждения, на которых держится экономика, находятся в руках правящей элиты, то взять кредит чужому, в том числе по вероисповедованию, всегда тяжело. Что позволило этим людям подняться без разветвленной системы собственных банков?

— Есть такое выражение — "раскольничий общак", общинная касса. Роль банков выполняли вот эти раскольничьи религиозные церкви — Рогожское кладбище, Преображенское, раньше Филевское, тоже было такое. Это главные финансовые артерии, вокруг которых шел денежный оборот. То есть деньги направляли на открытие каких-то промышленных дел, или на расширение, или на начало. Причем все это происходило вне официального правового поля, в котором жила Российская империя.

— Значит, никаких бумаг и договоров не было? К тому же, как мы из истории знаем, многие купцы, промышленники, даже уже имея по несколько заводов, были малограмотными или вовсе неграмотными. История вообще отмечает патологическую честность этих купцов.

— Это справедливо отмечается. Есть проницательные наблюдатели, такие как Дмитрий Шелихов, чьи записки сохранились. Он посещал старообрядческие регионы и смог воочию убедиться, соприкоснуться, наблюдать и отразить это все на страницах своих записок. Он пишет, что там происходит огромный денежный оборот. То есть люди с Владимирской губернии связаны с Астраханской, с Саратовской, с Ярославской, и идет циркуляция в масштабах вообще страны — не просто какого-то района, деревень. Причем все это без какого-то документального сопровождения. Случаи обмана — это какие-то редкие, вопиющие случаи.

То есть фактически в официальной Российской империи, которую мы изучаем в университетах, существовала другая Россия, неофициальная, которая функционировала совершенно иначе, с другими базовыми жизненными принципами. И вот эти базовые принципы жизни кардинальным образом отличались от буржуазных ценностей, которые были.

Эта неофициальная Россия функционировала не на принципах конкуренции. Цель была — не обогащение каких-то конкретных личностей или семейств, они не были выгодоприобретателями, говоря современным языком. Вся эта система функционировала на одной единственной цели — обслуживание интересов единоверцев, чтобы никто из них не нуждался и не умер с голоду.

— А как возникали эти купеческие династии? И какое было отношение к собственности?

— Собственников в неофициальной России, в нашем понимании этого слова, быть не могло. Могли быть люди расторопные, обладающие определенными качествами. Вот они и приставлялись к этим торгово-промышленным делам. Для внешнего мира они были хозяевами. Собственно, так их и воспринимали до той поры, пока Николай I не начал ворошить всех и раскапывать эту проблему. Но оттуда, изнутри, никто их хозяевами не считал и никому в голову это не приходило.

Если говорить по-нашему, это были управленцы, которые приставлены к бизнесу по решению определенных органов. И если этот человек не оправдывал доверия, терял связь с верой или какие-то профессиональные изъяны у него обнаруживались, то тогда его могли просто отстранить от дела и отдать бизнес другому.

— Но прецедентов, когда человек отходит от веры и пытается через суд завладеть фабрикой, было много?

— Очень много. Главный прецедент был, когда купец средней руки Григорьев в Москве скончался. Детей у него не было, у него был племянник. А племянник уже давно махнул на всю эту среду, это Федосеевское согласие и ждал, когда дядя помрет и фабрика достанется ему. И когда дядя умер, выяснилось, ему предоставили документ, что он перед смертью оставил свое дело каким-то другим людям, которые к этому племяннику не имеют никакого отношения. И племянник понял, что произошло, и написал заявление в полицию.

Вот это заявление поднялось по инстанциям и дошло лично до Николая I, и оно стало той последней каплей в море знаний об этой системе. Николай стукнул кулаком по столу и сказал — всё! И тут начались репрессии на старообрядческое купечество.

Я почему все время упоминаю Николая I, потому что в конце его правления вся эта экономическая модель, которую можно смело назвать протосоветской, протосоциалистической, начала рушиться. Просто Николай поставил жесткое условие: если еще раз мы столкнемся с тем, что не понятно, куда и почему уходит собственность, что совершенно противоречит законам наследования, мы все это отбираем. И самое главное, теперь все должны принести справки, что они прихожане Русской православной церкви или, на худой конец, единоверцы. Конечно, никто таких справок принести не мог. Им дали всего год на это, потом продлили еще на год, все зашевелились, занервничали и потихоньку потянулись за справками.

И поэтому именно с 60-х годов XIX века старообрядческое общество размывается. Стало понятно, что теперь эта система функционировать так, как раньше, не может. Нельзя теперь тихонечко передать бизнес в собственность кому-то другому, приставить к нему кого-то другого по решению каких-то непонятых раскольничьих советов. Боже упаси, всех же посадят.

— И что тогда получилось?

— С середины 19-х годов все, кто был — Рябушинские, Морозовы, Третьяковы и все, кого мы перечисляли в начале, - остаются во главе этих уже в официальном смысле слова династий. Правящая управленческая верхушка прекрасно поняла, что теперь она может вмонтироваться в официальном смысле в официальную Россию и не зависеть от этой массы.

Но совсем не зависеть они не могли, поэтому появилось такое явление, как благотворительность, которое достигло больших масштабов. Благотворительность — это как раз механизм сглаживания противоречий.

Но главный вопрос был — а как теперь быть с социальной инфраструктурой? И тогда на всех предприятиях у народных капиталистов была введена разветвленная система штрафов за каждый повод. С помощью штрафов эти "олигархи" стали минимизировать содержание социальной инфраструктуры, и наступил коллапс староверческого мира. Низы не поняли сразу, что произошло, но то мощное рабочее движение, которое возникло и поднялось в центральном регионе, — это, на самом деле, отражение тех внутренних процессов.

— То есть это низы старообрядчества?

— Конечно. Центральный регион России, этот текстильный огромный промышленный анклав, мануфактура текстильная, был охвачен забастовками, в которых не было единого центра. Это потом в кратком курсе КПСС описали в составе организаторов первых интеллигентов, которые указали им путь. Никакие интеллигенты никому были не интересны, никто их и слушать бы не стал, и смотреть на них тоже. Это были отзвуки тех потрясений, которые происходили в то время, расщепления этой неофициальной России, о которой мы говорили сегодня.

— А из каких соображений верхи финансировали революцию?

— Они были уверены, что будут обладателями, по-нашему говоря, контрольного пакета российской экономики. И вдруг при Николае II, во второй половине XIX века, все меняется. Приоритет был сделан на иностранный капитал, от их услуг отказались. И вот тут они поняли, что не то, чтобы контрольного пакета не будет, а вообще, где они будут через 20 лет — непонятно.

Поэтому нужно себя застраховать. Как? Ограничить самодержавие и эту правящую бюрократию, чтобы они еще чего-то там не удумали. А для этого нужна конституция, либеральные ценности и установление всех свобод не выражением верховной воли, а конституционным порядком, нужна Государственная дума. Фактически устроителями революции 1905 года были никакие не большевики, как бы это в кратком курсе не силились описать. Они вообще понятия не имели о том, что происходит. Революцию эту устроила именно московская купеческая группа.

Интервью к публикации подготовила Мария Сныткова

Беседовала