Как проходило становление великого ученого современности

С Николаем Павловичем Лаверовым судьба сводила несколько раз на его родине, в Коношском районе Архангельской области. Удивительный рассказчик, обладающий феноменальными знаниями по многим вопросам, Николай Павлович умеет увлечь собеседника. Проходят часы, а ты ловишь себя на одной мысли: мозг, как губка, поглощает новые знания, которые приобретаешь в ходе беседы.

И все темы, которых бы не коснулся академик, становятся более понятными. Он находит простые слова для объяснения многих сложных явлений. О нем известно много, но, можно сказать, что неизвестно ничего. Из большого количества записей выбрал только несколько мгновений из истории семьи Лаверовых-Лавровых и о том, как проходило становление великого ученого современности.

Рассказывает сам Николай Павлович:

– В нашей родной деревне Пожарище издавна существуют две фамилии: Лаверовы и Лавровы. Мой дед по отцу был Лавровым. Под этой фамилией он и призывался в армию в 1898 году. И все его родные браться тоже были Лавровыми.

В сохранившемся свидетельстве о рождении мой отец, Павел Николаевич, также имеет фамилию Лавров. Что же случилось в двадцатые годы, что все мы стали Лаверовыми? В 1916 году пришла похоронка на деда, Николая Петровича, который погиб в знаменитом Брусиловском прорыве. В извещении о его гибели фамилия его была указана Н.П. Лаверов. Он был старшим унтер-офицером, поэтому семье начислили пенсию пять рублей золотом, что по тем временам было значительной суммой (корова, к примеру, стоила три рубля). У бабушки, 1881 года рождения, было четверо детей: дочь и три сына.

До революции никаких документов, кроме церковных записей, не было, поэтому пенсионное удостоверение было выписано на Анну Григорьевну Лаверову, и соответственно, когда вступали в колхоз, их так и записали – Лаверовы. А те, кто был Лавровыми, так и остались – Лавровы. Так и жили в одной деревне люди с фамилиями Лавровы и Лаверовы, хотя все они принадлежали к одному корню. По записям начала прошлого века Лавр был одним из четырех основателей деревни в 1625-1650 годах. Брак одного из Лавровых, 42 лет, зарегистрирован в 1702 году. Отставной “военный музыкант-барабанщик” женился на крестьянке Косолаповой из соседней деревни.

Пенсию на погибшего деда семья получала вплоть до 1928 года. Таков был закон, что пенсию платили до достижения младшим ребенком четырнадцати лет, даже за кормильца, погибшего в Первую Мировую войну. Советская власть выполняла свои обязательства по этим документам.

Петр Павлович Лавров, мой прадед по отцу, был старостой местной Введенской церкви. В начале прошлого века его сменил на этом посту другой прадед, по матери, Кузин Н.М. Прозвище на деревне у всех членов семьи было “кутейники”. Бабушка по отцовской линии была А.Г. Косолапикова, ее звали “пономаревной”, так как ее отец был пономарем. Дальние родственники из рода Лавровых были священниками. Жили в Кронштадте. Отец вспоминал, что перед Октябрьской революцией они приезжали в гости в красивых длинных платьях и шляпках, а мужчины носили рясу – церковную одежду. Моя бабушка по матери – из Кленова, из богатой семьи Куюкиных. Дед – Савватий Никифорович и его отец Кузин - держали магазины.

Церковно-купеческое объединение семей было обычным для северных мест России. Савватий Никифорович Лаверов в 1898 году был призван в армию; до 1904 года служил в Кронштадте и Польше. Участвовал в русско-японской войне, защищал Порт-Артур, вернулся в 1908 году в звании фельдфебеля и с Георгиевскими крестами. Отец его, в это время он был председателем церковного совета, дал обещание в том случае, если сын вернется живым, то он пойдет “трудником” в Соловецкий монастырь. Дед туда уехал на год, вернулся, женился, и у него в 1909 и в 1911 годах родились две дочери. Мать была старшей. Ростом он был под два метра. По возвращении работал в лавке своего отца. К нему ходили все жители деревни, зная, что он никогда не откажет дать товары в долг.

В 1914 году его вновь призвали в армию, вернулся в 1921 году с высокой должности командира полка Красной армии. Неоднократно избирался в советы рабочих и крестьянских депутатов. В 1931 году был репрессирован, освобожден в 1944 году, реабилитирован в 50-е годы.

Наша семья была большой и дружной. Отец был добрым, но строгим, от детей требовал соблюдения традиций семьи – порядка во всем и дисциплины. Об этом свидетельствует хотя бы такой эпизод.

Раньше в деревнях сапоги в семье были не у каждого, а одни на двух-трех человек. Когда Павел Николаевич вернулся с войны, то решил заказать сапоги сыновьям. В то время обувь шили в деревнях, сами производили кожевенные материалы. В Ротковце также были свои умельцы. Принесли новые сапоги, промазали их дегтем и отдали среднему брату Сергею. А тот их надел – и в лужу, чтобы проверить качество. Стоит в воде, ногами топает и смотрит, как брызги во все стороны разлетаются. Отец сзади подкрался и сильно – “хрясть” сына “вицей” по спине. Сергей не понял, в чем дело, побежал домой со слезами. А дома еще получил дополнительную взбучку, дескать, сапоги сшиты для того, чтобы в них в школу ходить, да ноги держать в тепле, а не по лужам прохаживаться.

Мама, Клавдия Савватиевна, была очень мягким человеком, с исключительно доброй душой. К тому же она обладала превосходным талантом рассказчика и огромным чувством юмора. Эти качества от матери унаследовали и дети. Она родила семерых детей, пятеро живы в настоящее время.

Когда в 1941 году началась война, мне было одиннадцать лет. Я был старшим в семье, и серьезная взрослая нагрузка сразу легла на мои плечи. Отец впервые же дни ушел на войну, мать осталась с четырьмя малолетними сыновьями и бабушкой в деревне. Одного – самого младшего - потеряли во время войны – умер от воспаления легких. В ту пору крестьяне все силы отдавали, чтобы вовремя посеять и собрать урожай, отправляли на фронт гораздо больше, чем оставляли себе.

Ребята, шести-семиклассники, кто покрепче и постарше, пахали, заготавливали сено. Все зерно сдавалось государству. Мужиков в деревнях не было. Под руководством женщин старшие загружали зерно на телеги, везли его в Коношу. Путь по бездорожью занимал несколько суток. Переправа через какой-нибудь небольшой ручей наподобие Осиновки или речку без моста становилась настоящей преградой. Тогда мальчишки распрягали лошадей, клали им на спину по мешку зерна и перевозили на другой берег. Там скидывали, вновь переводили коней, и так проделывали несколько раз, потом переправляли телегу, и на нее вновь грузили мешки.

А в домах каждый день с нетерпением ждали почтальона. Все переживали за своих родителей, мужей, братьев, родственников. Увы, многие получили тогда похоронки…. В Ротковец, Кленово и Ковжу не вернулись с войны более семисот человек. Если посмотреть списки убитых, то можно видеть, что в некоторых семьях погибли и отцы, и сыновья - братья, практически был потерян весь род. Тяжелой ценой народ заплатил за Победу…

В пятнадцать лет, в 1945 году, в год Победы, я закончил семь классов. А в школу пошел с восьми лет, так тогда начинали учебу. Детей было много, у нас было три первых класса, в остальных младших параллельных по два –три класса. Около пятисот человек учились только в нашей школе. Кроме того, было несколько начальных школ в отдаленных деревнях: Кленове, Ковже и других.

Учился легко, окончил школу всего с тремя четверками. В тот период, когда арестовали дедушку, вся его семья перебралась жить к нам. Двое детей уже учились, а мы с Дусей вместе пошли в первый класс. По родству Дуся приходилась мне теткой, хотя мы были ровесниками и всегда жили как брат и сестра. Было смешно, когда мальчишки кричали мне: “Коля, там твою тетку обижают”. Я всегда защищал Дусю от обидчиков.

Огромное влияние оказал на меня Викентий Иванович Лавров, мой дальний дядя. У него были три ордена Боевого Красного Знамени, полученные за участие в гражданской войне, и Георгиевский крест, полученный на фронте перед революцией. Викентий Иванович участвовал в знаменитом героическом штурме Перекопа. Его портреты носили на демонстрациях в Днепропетровске студенты, где он преподавал военное дело в горном институте. По доносу, во время репрессий военных его сослали домой в Ротковец, а семья осталась на Украине.

Дядя много рассказывал про гражданскую войну. А когда началась Великая Отечественная, именно он, имевший в то время единственный в деревне радиоприемник, сообщал односельчанам сведения с фронтов. Более того, у него дома была карта, на которой он отмечал ход военных действий. Я с этой карты “снимал” копию военной обстановки и приносил в школу. Мы на аналогичной школьной карте периодически переставляли флажки, изображавшие линию фронта. Данные о продвижении наших войск я получал от своего дяди. (Кстати, учились мы как раз в том здании, где сейчас базируется геобиосферный стационар Академии наук). Наша школа располагалась в здании, которое изначально строилось под церковь. Службы до революции в ней не проводились – была другая церковь рядом. Школьный холл был на месте церковного алтаря, там и висела наша военная карта.

Викентий Иванович Лавров очень хотел, чтобы я лучше знал школьные предметы, и особенно географию. Он привез с собой много книг, и я с удовольствием пользовался его библиотекой. Очень пристрастился к чтению и много читал. Особенно любил Джека Лондона, Майн Рида, очерки о путешествиях и путешественниках. Но, конечно, не думал, не гадал, что стану геологом. У меня никогда и мысли не было о геологии. И уж тем более я не предполагал, что стану ученым-ядерщиком, займусь новой наукой.

После окончания школы мы вдвоем с Савватием Толоконышковым решили, что поедем учиться в мурманскую мореходку. Но на медкомиссии у меня обнаружились проблемы со зрением. Врачи сказали, что на корабль меня не пустят. Тогда мы поехали в Кировский горно-химический техникум, в первый год после его возвращения из эвакуации и набиравшем послевоенных студентов. Меня, как отличника, приняли без экзаменов.

На дворе стояла середина октября. Сборы были недолгими, мама нас проводила до Ерцево, дала пирожков в дорогу, позаботилась о том, чтобы я надел теплый свитер и бушлат. Мы залезли на крышу товарняка, “500-й веселый” – так назывался тогда этот поезд. В вагонах – нары, иногда там стояли лошади. На всех крышах были люди. До Кировска добирались трое суток. Все это время провели на крыше. Самое сложное было – сходить по нужде. Ночью спали, привязав себя веревкой и поясным ремнем к трубе, чтобы не свалиться. Было страшновато. После Кандалакши появились электрические провода. Они висели низко, казалось, провод точно тебя зацепит. Нам повезло – в какой-то момент в вагоне открыли дверь, и удалось спуститься в теплушку.

Прибыли в Кировск и сразу – в санпропускник. Нас раздели полностью, вещи в мешок, на ногу – бирку с номером. Помылись, пропарили одежду и получили обратно мешок с вещами.

В техникуме выдавалась рабочая карточка, полярный паек, и стипендия в двести рублей, на которую, кстати, можно было выкупить всю карточку. Мы были прикреплены к столовой, где завтракали и обедали. Также нам давали талоны на один литр водки и две пачки махорки. Из всей нашей группы только шестеро не воевали, остальные были вернувшиеся с фронта. Курили мы все. Еду старались подкопить по карточкам, ждали, когда выдадут водку, и тогда устраивали праздник. Многие из наших ребят имели музыкальные инструменты, были и трофейные аккордеоны. В праздники мы веселились от души. В техникуме почти еженедельно устраивались концерты, ставились самодеятельные спектакли и много танцевали, занимались спортом.

В то время на всю страну существовала лишь одна горнолыжная трасса – в Кировске. И хотя на ней еще не было подъемников, горными лыжами увлекались многие. Было несколько техникумовских ребят, входивших в сборную страны, мастеров спорта: В. Мельников, Громов и др. Я на третьем курсе купил свои первые горные лыжи у чемпиона СССР Федотова. В техникуме приветствовались занятия спортом, даже выделялся дополнительный паек, он назывался УДП. Студенты расшифровали его так: “умрешь днем позже”. В летних экспедициях ребята быстро набирали недостающий вес за счет природных даров – охоты и рыбалки.

Летом 1946 года мы, студенты, поехали на практику, на Печенгу. В этой экспедиции я заработал свои первые небольшие деньги. Там, на севере Кольского полуострова впервые своими глазами увидел следы войны: растяжки, мины, покореженные остова боевой техники, могилы павших воинов.

В 1948 году меня порекомендовали в экспедицию на поиски урана на Терском берегу - от Кандалакши до Поноя. Мы работали почти шесть месяцев. За полгода я заработал 17 тысяч 400 рублей – огромные по тем временам деньги. На них можно было купить автомобиль. Когда мне выдали всю сумму, то она даже не поместилась в полевой сумке, так как в основном это были мелкие купюры. Счастливый, я поехал домой. Добрался до станции Ерцево, далее, по широкой колее местным поездом до лагерного пункта. Потом одиннадцать километров до родной деревни добирался пешком. Конец октября, дождь – как из ведра. Длинная шинель промокла насквозь, стала неподъемно тяжелой. Вокруг темно, хоть глаз выколи. Достал свой дневник, из его листов сделал факелы, чтобы время от времени освещать себе дорогу, иначе можно было заблудиться.

Пришел домой, дети спят, родители – на колхозном собрании. Снял с себя промокшую одежду, положил шинель на лежанку, чтобы просушить, да так и заснул, не дождавшись родителей. Утром проснулся, слышу, как мама, затапливая печь, говорит отцу: “Ты поговори серьезно с Николаем – откуда у него такие деньжищи? Мы таких денег в жизни не видели. Может, парень встал не на тот путь. Ты поговори с ним строго, спроси: может, он в какую банду попал, банк ограбили или магазин? Не могут ребенку дать столько денег!”.

Я услышал, встал, успокоил родителей. Рассказал о работе, трудных геологических экспедициях, объяснил, что это честно заработанные мной деньги, геологам хорошо платят. Днем мы пошли в коммерческий отдел нашего магазина, там уже продавались некоторые вещи – одежда, одеколон, духи, которые никто не покупал, так как денег у народа не было. Мы накупили много чего – одежду детям, мелочи всякие, сладости. Радости у ребят было много, тогда большинству людей жилось очень трудно.

Что касается выпивки, то пьянства тогда в деревнях не было, вопреки распространенному мнению. Мужики пили редко, по большим праздникам. Скинутся на бутылку и пьют по кругу из одной рюмки. Иногда компании переходили из дома в дом.

Окончил техникум, получил диплом с отличием и был направлен в институт цветных металлов и золота (ныне МИСиС) на закрытый урановый факультет. Стипендия в этом институте была пятьсот рублей, для сравнения, билет в кино стоил десять копеек, в театр 1,5 -2 рубля, полный обед в столовой до 3-х рублей. В 1949 году в институте было урановые группы геологов, горняков, технологов, металлургов – по сути, полный комплекс урановых специалистов. Инженеров - физиков готовил уже МИФИ. Кроме высокой стипендии, нас хорошо одевали: шинель драповая, форменный мундир, ботинки на год. Домой в деревню приезжал только зимой, ежегодно в летние сезоны с мая по октябрь работал в экспедициях.

В институте были замечательные бытовые условия. Жили по два человека в комнатах, был свой медпункт, столовая, спортзал, поликлиника, магазин, ателье. Там я начал заниматься самбо. Довольно быстро стал перворазрядником. Наша команда побеждала на многих соревнованиях среди вузов страны. Мастером спорта стал после победы на первенстве Москвы. Это было в 1952 году. Неплохие результаты были и в лыжных гонках. Однажды в Кировске десять километров пробежал за 34 минуты. Очень любил плавание. Кстати, зачеты по плаванию мы сдавали на Москве-реке. Необходимо было переплыть ее туда и обратно. Благодаря спорту, я встретил свою жену. Валя была гимнасткой. Мы часто встречались в спортзале и в общежитии, поженились после третьего курса в 1952 году. В 1953 году родился Саша – первый сын в нашей дружной группе геологов и металлургов.

Всерьез заниматься наукой начал еще в институте. Своему раннему (на первом курсе) приходу в НИИ, который возглавляю и сегодня, обязан знакомству с профессором Ф.И. Вольфсоном. Я прилично рисовал и помог ему оформить книгу “Где и как искать полезные ископаемые”. Это были мои первые шаги не только в большую науку нашей страны, но и в мировое научное сообщество.

Автор Андрей Михайлов
Андрей Михайлов — офицер, журналист, собственный корреспондент Правды.Ру в Северо-Западном федеральном округе