Андрей Черкасов: задремавшая смерть

Несколько раз садился я за этот материал, но, подумав, всякий раз откладывал уже написанное в самый длинный ящик своего стола. Делал я это вовсе не по тому, что не знал, о чём писать. Просто своим материалом я не хотел навредить очень хорошим людям, делающим своё нелёгкое, смертельно опасное, но очень нужное всем нам дело так, как это умеют делать только они, — сапёры.

Есть в нашем любимом Отечестве города, мимо которых не прошла ни одна война, ни одно нашествие, время от времени с жуткой периодичностью потрясающие Родину. И первым в длинном перечне таких городов-мучеников стоит Волгоград. Миллионы людей погибли, обороняя его. Сотни тысяч из них до сих пор даже не похоронены так, как это и положено по всем человеческим и божьим законам. Тысячи тонн военного железа, оставшегося только от двух последних войн, в ожидании своего часа до сих пор дремлют в его многострадальной земле, лишь иногда показываясь на свет Божий своими пугающими, кроваво-ржавыми боками то из-под ковша экскаватора в строительном котловане, а то из-под лемеха плуга на крестьянском поле. И тогда мы вспоминаем о сапёрах. Так случилось и со мной.

Нужно сказать, что мой дом стоит на том самом месте, по которому проходила одна из линий обороны города и в Гражданскую, и во Вторую Мировую войну. Но сплошного разминирования здесь не было никогда. Поэтому вот уже который год подряд, копаясь в огороде, я достаю из земли осколки и корпуса снарядов, каски, свинцовую шрапнель, пули и гильзы, отмеченные маркировкой чуть ли не всех стран мира, — от Австралии до Югославии! Такого «добра» у меня набралось уже не один десяток килограммов. Случаются находки и посерьёзнее. В прошлом году после сильного дождя я выковырял из дорожной колеи, по которой езжу уже десяток лет, сорокакилограммовую «чушку» 105-мм. артиллерийского снаряда.

Но находка этого года была ещё серьёзней. Восемь 152-мм. снарядов лежали рядочком, едва прикрытые тонюсеньким слоем земли и дёрна. Три из них были стрелянные, — с боевыми взрывателями и красноречивой насечкой, оставшейся на медном обтюрационном пояске от винтовой нарезки канала орудийного ствола. Из оставшихся взрыватели были извлечены. Рядом лежали и два пустых снарядных кожуха. Видно когда-то очень давно, то ли сапёры, то ли кто-то ещё, начал выплавлять из них тротил, но почему-то так и не довёл до конца свою страшную работу. Снаряды эти были в прекрасном состоянии и могли рвануть от любого неосторожного прикосновения к ним. Восемь штук, — почти двадцать килограммов тротила в каждом. Взорвавшись, они оставили бы на месте моего дома воронку 5-6 метровой глубины!

Если свои прежние опасные находки я просто топил неподалёку, — в бездонной болотной трясине, то к этой поневоле пришлось отнестись куда как уважительнее! Вызванные мною сапёры приехали через пару часов на милицейском «бобике». Точнее, настоящий сапёр среди них был один. Остальные были сопровождавшими его милиционерами.

Капитан, — пожалуй, так его и назовём, — был в парадном, с иголочки, кителе. Наверное, милиция, в силу повышенной важности и срочности задания и в рамках только-только разворачивавшейся тогда операции «вихрь-антитеррор», «изъяла» его в таком виде с какого-то праздничного мероприятия. Привычно и деловито, с бросающимся в глаза профессионализмом, Капитан осмотрел мою находку. Потыкав металлическим щупом землю вокруг и убедившись в том, что, по крайней мере, в радиусе 10-12 метров вокруг ничего опасного больше нет, он уложил снаряды на устеленный тряпьём пол в милицейском «бобике».

Вообще-то, из хроникально-документальных и художественных фильмов о сапёрах я вынес несколько иное представление о том, как именно нужно проводить разминирование и вывозить взрывоопасные находки к месту их уничтожения. Но ни ограждения, ни выставленной охраны, ни едва ползущих грузовиков с мигалками и песком, ни спец. средств, вроде жидкого азота или роботов, — ничего этого сейчас не было. Был только Капитан в своём парадном кителе и старенький милицейский вездеход с более чем двумя сотнями килограммов тротила «на борту».

— А что будет, если он рванёт? — спросил милиционер-водитель.

— Мы с тобой об этом уже не узнаем. — Без малейшего намёка на шутку ответил Капитан.

Остановившись передохнуть перед отъездом, он повернулся ко мне, так и стоявшему соляным столбом в нескольких метрах от места действия: «Вы, наверное, удивлены? Если проводить разминирование так, как это положено, я должен буду вывозить эти снаряды от вас двое суток! А у меня только на сегодня ещё две заявки. Причём, для такого рода мероприятий у нас, военных, нет ни машин, ни бензина, ни людей. Хорошо, что Президент хоть «вихрь-антитеррор» объявил, а то бы вообще даже этого «УАЗика», и милиционеров не было бы. Какая-никакая, а всё помощь!»

«Помощь», томясь и понурив головы, толпилась возле «УАЗика», явно дожидаясь команды «Поехали!». Похоже, что происходящее не было для них чем-то необычным. Видно было, что они давно смирились и с властными указаниями чужого им армейского Капитана и с дремлющей на полу, — прямо у них под ногами смертью.

Конечно, для Капитана общегосударственная кампания по борьбе с терроризмом — просто подарок судьбы! Я отлично помню, как ещё не так давно, — три года назад, я неделями добивался от командования соседней воинской части, которая и обязана заниматься разминированием на близлежащей территории вывезти и уничтожить очередные мои опасные находки. У них никогда не было ни бензина, ни людей, ни машин. Однажды такое «хождение по мукам» кончилось тем, что я вынужден был лично отнести 76-мм. осколочный снаряд в расположение воинской части и сдать его там с рук на руки специалистам. С тех пор я и топлю их в болоте. Так проще и безопаснее. Не дай Бог, пока я мотаюсь по инстанциям, снаряд найдут дети!

Но главное, без сомнения, даже не в этом. Сплошное разминирование, которое требует привлечения огромных сил и средств, здесь не проводилось никогда. Мины и снаряды выявлялись эпизодически, главным образом при проведении милицейских мероприятий, уже будучи извлечёнными кем-то из своей земляной постели. Пока поле, на котором ныне расположен наш посёлок, было ничьим, смертоносное военное железо как бы дремало не потревоженным в земле. Но с того момента, как на месте былого пустыря начали строить жилой посёлок, из никому не мешающего металлолома оно превратилось в дремлющую смерть.

Причём, поскольку военные действия проходили по всей западной части периметра нынешнего Волгограда, то все вновь строящиеся вокруг него посёлки-спутники находятся в совершенно одинаковом состоянии — состоянии подведённой и заряженной мины замедленного действия. В том, что однажды она рванёт, я нисколько не сомневаюсь. Вопрос только в том, где и когда это в очередной раз произойдёт. Может быть, поэтому за последние годы у меня выработалась странная, на первый взгляд, привычка, — при ходьбе тщательно рассматривать то, что у меня под ногами.

Андрей Черкасов

ПРАВДА.Ру

Волгоград