Наследие Цоя и "другая сторона силы"

На днях стало известно, что права на песню Виктора Цоя "Дальше действовать будем мы" покинули наследника вокалиста группы, в представлениях не нуждающейся. Покинули отнюдь не безвозмездно — сумма сделки составила 1 миллион долларов, что является абсолютным рекордом для российской рок-музыки.

Фото: Фото: AP

Сын фронтмена и обладатель прав на творческое наследие "Кино", Александр Цой, продал трек небезызвестному бизнесмену, неравнодушному к отечественному року. Хотя права на песню понадобились солидному покупателю не просто так, поставить дома на полочку и любоваться "в минуту душевной невзгоды" — композиции суждено стать санудтреком к будущей рекламной кампании банка.

Это событие примечательно не столько в экономическом плане, сколько в сравнительном и… энергетическом. Видимо дело в том, что песня, появившаяся на стыке [как мы потом узнали] таких разных десятилетий, вызывает минимум у двух платежеспособных категорий исключительное чувство участия и доверия. А музыкальные эксперты между тем озадачились той же дилеммой, что и эскулап, шаманящий над телом Буратино: "Пациент скорее жив, или все же скорее мертв?".

Разумеется, русский рок никто (почти) мертвым не считал, но в последние десять лет появилось множество групп, так радикально отличающихся от того, что мы привыкли понимать под этим словом — никто даже не замечает, какая подмена понятий совершена двумя строками выше.

Цоевская "Дальше действовать будем мы" словно бы перешла "на другую сторону силы", поэтому не удивляйтесь, в скором времени услышав ее в рекламе или еще где-то в несвойственном качестве. Не исключено, что чуть позже знаменитое "Дыхание" "Наутилуса" появится в рекламе какой-нибудь мятной жвачки, а текст БГ про "Поезд в огне" — в рекламе РЖД…

Говоря об этом, как о культурном явлении, можно наломать много дров, поэтому попробуем хотя разобраться с самим "духом противоречия", до сей поры вроде бы свойственным русскому року.

Сравнивать русский и российский рок можно примерно с тем же успехом, что цены на груши в соседнем магазине и творчество Гоголя. При этой непостижимой разнице, просто не верится, что первая пара понятий — родственные души.

Читайте также: Зачем нам нужен этот Маркес?

Можно долго и упорно твердить, мол, "у этих направлений разные задачи", поэтому одни пели "Перемен! Требуют наши сердца", а на других ходят из-за того, что солист каждый раз рискует упасть со сцены из-за количества выпитого. Можно ксерить западные аналоги и говорить, что "Ария" — это "Iron Maiden" в "гоблинском" переводе, можно делать еще массу вещей… Но трудно не признать: по пути с улицы в комфортные студии что-то определенно упало с обоза.

Приверженцы русского рока в основном считают новое музыкальное поколение силиконовым; фанаты российского — уверены, что Цой, исполняя свои песни "в ведро", испортил вкус миллионов слушателей. Про оборудование, время и место в данном контексте обычно не вспоминают.

Гоголь чуть ранее возник в тексте не случайно: если мы не можем говорить о преемственности культур, душа у русского (понятие более широкое) рока может запросто выйти наружу, как бы это "оксюморонно" ни звучало.

Что мы имеем на сегодня? Если осмелиться открыть глаза: культовые песни перековывают "под совковую ментальность", как говорил известный персонаж Пелевина. Довеском идут каверы на зарубежные группы, сделанные далеко не по образу и подобию из-за косолапых текстов и выдаваемые за свое самобытное творчество.

Похоже, пришло время и место сказать, что в русском роке обособился подвид "рок российский", которому вряд ли сложится стена памяти, когда придет и его время… Оба эти направления (и не только они), входят в пиар-стратегию отдельно взятых предприятий, чтобы было поудобнее жевать.

"Доброе утро, новый герой!" — прокричит в микрофон Алексей Никонов поколению "i-Что-то" — и поколение вряд ли поймет, что перефразирует Цоя в бессознательной надежде, что герой этот проснется, встанет с печи и возьмет аккорд Am.