Смерть глазами еврейского театра

В Москве, на сцене театра имени Евг. Вахтангова гастролирует израильский театр "Габима". Как заметил Михаил Ульянов, у этих двух театров один отец, ведь Евгений Вахтангов в 1917 году руководил еврейской студией "Габима" и поставил в ней один из лучших своих спектаклей, загадочный и прекрасный "Гадибук". Студия с годами окрепла и переродилась в национальный тель-авивский театр, который привез в Россию "Каддиш для Наоми", или "Реквием по Наоми", по поэтической драме культового американского писателя Алена Гинзберга и инсценировку знаменитого "Дневника Анны Франк".

 Знакомые с еврейской литературой хорошо чувствуют атмосферу местечковости, недоговоренности, загадочности. Прежде всего, конечно, это проявляется в драматических и трагических произведениях, в которых странные даже для самих авторов персонажи все время ходят по лезвию бритвы: не поймешь, то ли они действительно глупы, то ли ненормальны.

 Умалишенность обращает на себя внимание не как патология, но как божественный дар, как ведьмовство. Чаще всего, естественно, умственный недостаток проявляется в слабых женских телах, что не отталкивает, а наоборот, притягивает мужчин и заставляет их верно служить. Такова знаменитая зингеровская Шоша, например, такова и Наоми.

 Знаменитая израильская актриса Гилей Альмагор, ретроспектива фильмов которой теперь проходит в Музее кино, помощник министра культуры Израиля, играющая Наоми, не показывает процесс обезумевания: в первой

 мизансцене перед зрителями мать семейства, сомневающаяся в гитлеровской политике, в навязываемых компартией ошибках Рузвельта. В следующей сцене - она уже пациентка клиники для душевно больных, ее преследует навязчивая мысль, будто свекровь хочет ее убить и поэтому повсюду следит за ней. Так как режиссеры давно превратили театр в синтезированный вид искусства, то автор этого спектакля Х. Снир параллельно сценическому действу демонстрирует хронику событий на экране, где ярко представлены подробности лечения электрошоком, о котором бесконечно повторяет героиня. С помощью видеоряда режиссер явно стремится подчеркнуть напряженность, болезненность происходящего, а эта самая местечковость усугубляет мотив смерти, ввергает в ужас. Как заметила одна зрительница: "Им там в Израиле хорошо живется, видимо, так они от скуки и показывают человека, переступающего черту загробной жизни".

 "Дневник Анны Франк" тоже про смерть, дамокловым мечом нависшую над восьмью спрятавшимися в убежище евреями в Амстердаме во время Второй Мировой войны. Тринадцатилетняя девочка Анна начала вести дневник за несколько дней до того, как отцу, Отто Франку, пришла повестка явиться в СС. Последняя запись сделана через два нелегких года жизни в замкнутом пространстве, когда нельзя разговаривать, шуметь, танцевать, включать воду, даже ходить в туалет, потому что их могут услышать и донести.

 Через два подаренных их собственной осторожностью и смекалкой года, ведь многих друзей уже сослали в контрационные лагеря, уже известно о гибели многих близких, п и за три дня до того, как по чьему-то доносу их, нелегалов, арестовала Зеленая полиция и отправила в тюрьму, потом в Освенцим. Анна умерла от тифа через полгода, впрочем, в живых остался один Отто Франк, который и посвятил себя впоследствиии изданию сохраненного друзьями дневника дочери.

 От спектакля Р. Пинковича уже не веет мистикой, история слишком правдива и жестока, в ней и без того достаточно, так сказать, живого мяса.

 Режиссер показывает ломку подросткового характера, и с его задачей очень ловко справляется молодая актриса Таль Цидкони, и взросление, осознание приближающейся беды не детской эмоциональностью, а разумом.

 Вроде бы, жизнь хороша, ведь папа так ловко придумал спрятаться, но за окнами, которые нельзя открывать, все-таки бьет колокол самого красивого собора Амстердама, значит, время не остановилось, идет война.

 Наталья Бойко

 "ПРАВДА.Ру"