Материал из "Медеи"

Женщина, доведенная до безумия. Женщина, уставшая терпеть измены супруга. Женщина в период нервного срыва. Это все о Медее. Но не о Медее древнегреческого Еврипида, а о Медее драматурга ХХ века Хайнера Мюллера, написавшего на основе мифа о женщине, принесшей в жертву угасшей любви собственных детей, новую пьесу "Медея-Материал".

 Руководитель Школы драматического искусства Анатолий Васильев вместе с французской актрисой Валери Древиль поставили ее в прошлом году к Всемирной театральной Олимпиаде. Этим летом спектакль играется в третий раз.

 С Валери Васильев встретился в парижской Комеди Франсез, где она играла в его «Маскараде» Нину. Репертуару в одном из самых знаменитых театров мира актриса предпочла уроки русского режиссера, преображение самой себя. В театре Школа драматического искусства спектакли репетируются подолгу, и многие работы делаются не для публики, а исключительно ради репетиционного процесса.

 «Медея-Материал» - одноактная пьеса, в которой нет знаков препинания. Текст-монолог, из которого, впрочем, ясно, что помимо Медеи участвуют еще ее муж Язон и Кормилица, на французском должен бы звучать раскатисто и певуче. Но актриса, следуя наставлениям учителя, обезображивает красоту речи: она в каждый звук, а не то, что в слово, вкладывает всю экспрессию переживаемой героиней трагедии, ненависть к мужу (его слова за него читает с листа), страсть. Каждый слог звучит с неповторимой интонацией, жестко, отточено, отчего чувствуется переизбыток ударений - мир трещит по швам. Банальная для современного человека история измены, негодование покинутой женщины оборачивается в кровоточащую, жертвенную трагедию.

 Деревянный помост в подвальном зале на Поварской улице, стул на помосте, эмалированный таз, баночки с кремом, чуть поодаль стульчик с двумя куклами-детьми, от которых к матери тянутся поводья-пуповины. На втором плане - экран, на котором убегает вдаль или пенится море - где-то далеко Медея оставила родную Колхиду. Женщина на стуле курит и сосредотачивается - готовится дать атаку некогда возлюбленному. Слова героини, адресованные мужу, но обращенные в зал, оказываются выплеснувшейся из закупоренного сосуда огненной лавиной. Не растрачивая энергию на шаги по комнате, всю ярость, обиды, упреки, сарказм она сосредотачивает в теле - видно, как напрягаются даже кончики пальцев. Крем, плотным слоем нанесенный на лицо, грудь, начинает течь и напоминает отваливающиеся струпья, обнаженное женское тело в свете софитов и при натянутости самого затаенного мускула отталкивает, сейчас оно не способно соблазнять.

 Сменяющее натиск агрессии неожиданное спокойствие, с одной стороны, обманчиво - Медея набирается сил, чтобы больнее уколоть мужа, но с другой стороны, оно свидетельствует о ее внутреннем уравновешенном состоянии и способности актрисы виртуозно владеть эмоциональным аппаратом даже в момент разъяренности героини.

 Как прокомментировала это госпожа Древиль: «Можно ощутить свою сопричастность с играемым созданием, но отнюдь не самоотождествление. Если граница между тобой и образом пропадает, если возникает во время спектакля, то надо звать психиатра, это уже болезнь.

 События еврипидовской трагедии, такие, как смерть любовницы Язона и ее отца, огненная колесница, уносящая Медею и убитых ею детей, автор-постмодернист и режиссер-экспериментатор обратили в символы, знаки: Медея предлагает новой невесте свое свадебное платье, в котором была счастлива, а потом сжигает его; огонь поглощает и распотрошенных ею детей-кукол, из которых только что высыпались шарики. И если у Еврипида Медея решается убить любимых сыновей, чтобы с ними не расправился народ (ведь благодаря сыновьям она разделалась с соперницей), то в спектакле "Медея-Материал" детоубийство совершается исступленно, в порыве безумствования. В финальной сцене, за которой не последовали ни аплодисменты, ни выход актрисы на поклон, под шарканье осторожно покидающей зал публики обессиленная Медея повторяет тихо, будто заедающая пластинка: «Язон Медея... Медея… Кормилица, знаешь ты этого человека...»

 Наталия Бойко

 "ПРАВДА.Ру"