В Пскове, наконец, открыли памятник 6-й роте

В Пскове открыли памятник 6-й роте десантников, героически погибшей в Аргунском ущелье в марте 2000 года.

 

 Указ об увековечении памяти героев Путин издал в июле 2000 года. В указе говорится, что 6-я парашютно-десантная рота 104-го гвардейского парашютно-десантного полка 76-й воздушно-десантной дивизии приняла "жестокий бой с многократно превосходящими силами террористов. Десантники не дрогнули, не отступили, до конца выполнили свой воинский долг, ценой своей жизни преградили путь врагу, проявив мужество и героизм". Министерству обороны РФ поручено совместно с администрацией Псковской области поставить в Пскове памятник геройски погибшим воинам. Минобороны совместно с правительством Москвы поручено также установить у Центрального музея Вооруженных сил РФ памятный знак, а в здании музея - открыть Зал ратного подвига в честь военнослужащих, погибших в мирное время при защите интересов России.

 

 В Псков на открытие памятника приехал Юрий Шевчук, лидер ДДТ. С десантниками его связывает старая дружба, которая сложилась во время выступлений певца в Чечне.

 

 Юрий Шевчук посчитал "своим долгом присутствовать на открытии памятника, чтобы таким образом почтить память погибших героев". "Память важна для нас для всех, особенно для молодежи, надо чтобы молодежь наша знала, что есть не только "пепси" и "сникерсы", но есть память, мужество, патриотизм", - заявил Юрий Шевчук.

 

 Из «Реквиема по 6-й роте»

 

 …Только с пятой атаки, почти под утро «чехи» ворвалась на высоту. Уже давно навсегда уткнулся в землю лицом ротный, пал от пули снайпера лейтенант разведчик. На каждого из оставшихся в живых десантников осталось по полрожка патронов.

 

 - Прощайте, братцы! – Николай из Смоленска перекрестился и, встав в полный рост, бросился на подбегавших боевиков. С пояса расстрелял остатки патронов, завалив нескольких «чехов». С размаху по самый ствол загнал штык в грудь набегавшего боевика и, поддев его словно сноп, швырнул в сторону распоротого, умирающего. Еще успел заметить как откуда-то сбоку, из-под руки выскочил зловонный дух. Крутанулся в его сторону, перехватил автомат как дубину и обрушил ее на голову боевика. Но как хрястнула раскалывающаяся черепная коробка, он уже не услышал. Длинная очередь в упор залила грудь горячим свинцом.

 

 - Мужики, двум смертям не бывать, а одной не миновать! - крикнул оставшийся за ротного старший лейтенант. – В штыки! Пусть запомнят, суки, как десант умирает!

 

 - Ура! – грозно грянуло над высотой.

 

 - Аллах акбар! – ревели склоны.

 

 Сержант-татарин метнулся в самую гущу боевиков. Там, вертясь волчком, расстрелял последний магазин. Коротко, точно ужалил штыком в грудь одного боевика, достал в шею второго. Третьему, набегавшему на него здоровому бородатому арабу, он вогнал штык в живот, но выдернуть его не успел. Араб дико завизжал, рухнул на колени и в предсмертном ужасе судорожно ухватился ладонями за ствол, не давая вытащить из себя лезвие штыка. Татарин изо всей силы рванул автомат на себя, но араб, словно приклеенный, хрипя потянулся за ним. Матерясь, татарин уперся ногой в грудь араба и, наконец, рывком скинул того со штыка. Но распрямиться не успел. Длинное узкое жало кинжала, пронзив лопатки, вышло из груди. И он удивленно, растерянно посмотрел вниз на торчащую из под сердца сталь, попытался вздохнуть, но земля вдруг ушла из-под ног. Он упал навзничь, глазами уткнувшись в черное беззвездное небо, куда казанским голубем плеснула солдатская душа.

 

 Убивший его боевик, судя по кобуре «стечкина» на поясе – командир - коротко зло обтер кинжал о рукав куртки, и, перешагнув через мертвое тело, огляделся.

 

 - Комбата мне живым взять! – рявкнул он охранявшим его нукерам. У ног хрипел, бился в агонии проткнутый штыком араб. Чечен поморщился. Потом взвел ударник «стечкина», приставил его к затылку араба.

 

 - Аллах акбар! – коротко произнес он и нажал на спуск. Ахнул выстрел. Араб дернулся и обмяк.

 

 Смерть эта на мгновение отвлекла внимание охраны, и в это время из полыхающей огнями очередей предрассветной хмари вырисовалась крепкая фигура. Охрана вскинула автоматы, но было поздно. Длинная очередь в упор разорвала командира. Сломала его пополам, и швырнула на тело убитого им араба.

 

 - Идрис! – буквально взвыли боевики. Но сразу достать его убийцу не удалось. Он еще успел завалить бросившегося на него начальника охраны и хохла радиста. И только когда у него закончились патроны, чья-то очередь наконец достала уруса. Уже мертвого, его долго и остервенело рубили кинжалами, в бессильной ярости вымещая на бездыханном теле злобу и отчаяние. Но лейтенант всего этого уже не чувствовал. Душа его, свободная от смертной боли, в далеком от этой страшной высоты дому, склонилась над детской кроваткой, где вдруг безутешно заплакал во сне его сын.

 

 - Аллах акбар! – радостно взревел боевик, запрыгнувший в окоп, где лежали раненые урусы. Рванул из-за пояса кинжал. – Сэйчас шашлык из вас нарэжем!

 

 Казбек! Аслан!

 

 И здесь до его слуха донесся до боли знакомый, страшный щелчок отлетающей от гранаты чеки. Подчиняясь инстинкту, он рванулся из окопчика, но чьи-то руки ухватили его за ноги, прижали к земле. И тогда он завизжал в смертном ужасе. «Раз, два, три…» – механически отсчитывало сознание. И мир утонул в испепеляющей вспышке. А в далеком Пскове, в обычной двухкомнатной хрущевке, вдруг надрывно завыл старый пудель, почувствовавший легкую, невесомую руку молодого хозяина…

 

 - «Сотый», я «Стилет», боеприпасы кончились. Духи ворвались в траншеи. Весь огонь на меня! Повторяю, весь огонь на меня! Прощайте, мужики! Слава России!

 

 Комбат бросил трубку на бруствер. Потом, не торопясь, расстрелял станцию. На дне окопа догорали радиотаблицы и карты.

 

 Потом - подпустил набегавших боевиков поближе и короткими точными очередями начал распинать их на камнях.

 

 - Эй, собаки, я комбат вэдэвэ! Попробуйте меня взять, псы! – крикнул он отвлекая, вытягивая на себя боевиков. Давая хоть какой-то шанс тем немногим уцелевшим, кого еще не нашли, не достали «чехи». Он отстреливался. А сам про себя считал: «…двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь… Ну когда же, когда? …Тридцать, тридцать один…» Первая пуля попала комбату в правое плечо, и он выронил автомат. Но тотчас подхватил его вновь и, кривясь от боли, уже не прицельно дал очередь. Вторая пуля попала в левый бок. Третья пронзила сердце. И уже умирая, он гаснущим сознанием успел услышать знакомый шелест подлетающих снарядов. И улыбнулся холодеющими губами.

 

 А потом душа русского комбата тихо летела ввысь. На Божий суд, где ему предстояло по-солдатски мужественно ответить праведникам, за что он бился и за что принял смерть. И душа его не боялась этого суда.

 

 …А по руслу реки, шатаясь от усталости и ран отходили, его уцелевшие солдаты. Шестеро из девяноста…

 

  Елена Киселева

 "ПРАВДА.Ру"

ИА 'Регионс'

  'Реквием по шестой роте'