“Третья волна” в России

Если бы покойный академик Сахаров, отдавший годы жизни за торжество идей конвергенции, за сближение и взаимное обогащение Востока и Запада, вдруг ожил бы, то, скорее всего, от расстройства захотел бы помереть обратно.

В годы Советской власти сходство процессов, происходивших по обе стороны "железного занавеса", отмечали многие - от Э. Тоффлера до авторов секретных отчетов о состоянии советской экономики, работавших по заказу Пентагона. Сегодня следы социалистических моделей можно обнаружить где угодно - в США, Западной Европе, арабских эмиратах, но только не в России. В Отечестве же мы наблюдаем полное копирование западных моделей политического, экономического и какого угодно устройства, то есть никакую не конвергенцию, а полное поглощение одной системы - другой.

Однако это совсем не значит, что Россия уже выпала из разряда стран, определяющих общемировые процессы. Пока еще тенденции, прослеживающиеся в развитых странах, отмечаются и у нас, хотя и с небольшим запаздыванием. И они пока еще носят признаки своеобразия. Так, индустриализация, шедшая в западных странах с большими социальными последствиями весь конец девятнадцатого и начало двадцатого веков, тем не менее закончилась относительно бескровно. У нас же привела к событиям, которые на XX и XXII съездах КПСС дипломатично определялись как "массовые нарушения социалистической законности", на деле же были одной из самых значительных гуманитарных катастроф в истории человечества. То есть то, что в интеллигентной среде прочно окрестили "сталинизмом" и признали уникальным отечественным феноменом, на деле было отражением общемирового процесса в нашем своеобычном преломлении.

Индустриализация в целом привела к такому состоянию мировой экономики, когда сырье, энергоносители и основная часть продуктов сельского хозяйства производятся в одних регионах, а промышленные товары - в других. При этом цены на сырье и энергию в целом занижены, а на промышленную продукцию завышены, за счет чего разрыв между развитыми странами и "третьим миром" является практически непреодолимым.

Заплатив непомерную цену за свою индустриализацию, СССР создал собственную систему, в которой крупные городские агломерации жили по законам развитого общества, а провинция была "внутренним третьим миром". При этом часть продукции, производимой в бывшем СССР, была весьма конкурентоспособной в мировом масштабе. Правда, в основном это были изделия, производимые малыми сериями или вообще штучно, такие как космические аппараты, современные истребители, агрегаты для атомных электростанций и многое другое. В серийном производстве, особенно потребительских товаров, конкурентоспособность советской техники обеспечивалась главным образом за счет жесткого государственного протекционизма. Это создавало у населения ощущение второсортности собственной индустриии, запускавшей уникальные ракеты и орбитальные станции и неспособной производить качественные кроссовки и джинсы.

Такая диспропорция способствовала тому, что переход на новый этап экономического развития, названный на Западе "третьей волной", в России и бывшем Союзе оказался опять более болезненным, чем в США и Западной Европе. И даже, как это было со сталинской индустриализацией, за недостатками этого перехода оказались совершенно незамеченными некоторые преимущества этого процесса в нашей стране. Причем незамеченными не только широкой публикой, но и официальными кремлевскими "мыслителями", чья функция отчасти и заключается в том, чтобы преподносить картину настоящего в его лучших проявлениях.

В США, Европе и Японии "третья волна" проявилась уже в 70-х, когда экономика развитых стран начала освобождаться от массового конвейерного производства, вывозя серийные предприятия в страны "третьего мира", где цена рабочей силы, налоговое бремя и экологические требования давали большие преимущества, нежели в метрополиях. В признанных же мировых центрах оставались лишь опытно-конструкторские производства, информационные и финансовые центры. Так в США в традиционных промышленных отраслях занято менее 9 процентов трудоспособного населения, и при этом производство товаров большими сериями составляет в ВВП около 5 процентов. Значит ли это, что рабочий-американец в 50-100 раз продуктивнее рабочего-индонезийца? Параллельно в странах "третьего мира" начались процессы ускоренной индустриализации. Появились своя черная и цветная металлургия, пищевая и текстильная промышленность. Открыли свои филиалы крупнейшие транснациональные корпорации, производящие бытовую технику, телевизоры и автомобили. Однако, несмотря на такой бурный промышленный рост. Валовый национальный продукт США, Японии или Германии все равно ощутимо выше, чем в Китае, Малайзии или Индонезии. Если ориентироваться на цифры ВВП, то по-прежнему основное производство сосредоточено в странах со "старой" индустрией. Но где тогда производство, которое так бурно развивается в "третьем мире"? Да и здравый смысл подсказывает, что даже серийные продукты традиционных мировых производителей едва ли не в ста процентах случаев имеют пометку "сделано в..." с указанием отнюдь не США.

Вывод один - на продукцию высоких технологий, штучно или малыми сериями производимую в метрополиях, цены явно завышены, на серийную же продукцию, созданную в "третьем мире" - явно занижены. Причем разница - буквально в разы. Так "малазийский" вариант "Sony", как правило, в два-три раза дешевле, чем последняя модель, разработанная и произведенная в Стране восходящего солнца. Прокат и уголь из Китая настолько дешевле, чем произведенный в развитых странах, что невольно задаешься вопросом, как такое может быть? Футболка или джинсы, произведенные на фабрике "Версаче" в десять и более раз дороже, чем такие же, но сшитые в Турции. Это значит, что хлопок, красители, транспортные расходы, зарплаты и пенсионные выплаты составляют даже менее 10 процентов в цене одежды, а все остальное - интеллектуальная собственность модельера и обладателя "фирменного знака". А уж что творит корпорация Билла Гейтса на мировом рынке компьютерных технологий, даже говорить не хочется. Да мы и не будем обсуждать справедливость или несправедливость распределения объемов труда и зарплаты на мировом рынке труда. Отметим лишь общеизвестный факт - вывоз капитала и развитие крупносерийного производства в "третьих странах" не очень-то приближает их к стандарту "золотого миллиарда".

Но вот что любопытно - распад СССР и последующая неизбежная конфедерализация самой России начал носить черты общемирового разделения труда, но в масштабах одной шестой части суши.

Москва, моментально ставшая финансовым центром СНГ, благодаря Останкину, ИТАР-ТАСС и медиа-империи Гусинского приобрела ведущее положение и на информационном рынке, оставив провинции право транслировать сигнал или перепечатывать центральные тиражи с собственными сменными полосами. Но даже не это главное - половина российской "оборонки" оказалась сосредоточена в Москве и области, причем именно "хай тек", НИОКР, малая серия. Здесь и наша "силиконовая долина" - Зеленоград, и головные структуры Минатома, Авиапрома, Средмаша и т.д.

Часть высокотехнологичных производств оказалась сосредоточена в Санкт-Петербурге, главным образом связанных с ВМФ. Что-то оказалось в Нижнем, Екатеринбурге, Новосибирске, Ростове-на-Дону... И, пожалуй, все.

Остальная Россия, не говоря уже о странах СНГ, оказалась явно обделенной. Хотя, допустим, независимая позиция Белоруссии во многом определяется не характером президента Лукашенко, а наличием у нее развитой обрабатывающей промышленности. Именно бытие определяет сознание, а не наоборот, иначе аналогичный по масштабам с Белоруссией Казахстан тоже проводил бы куда более самостоятельную политику. ан нет, даже при наличии Байконура структура промышленности в республике такова, что претендовать можно лишь на роль сырьевого придатка - если не России, то Великобритании или США.

Очень вероятно, что в ближайшее время государства Содружества обратятся к России как к естественному для них цивилизационному центру. Именно отсюда высокие технологии могут придти в Среднюю Азию и на Кавказ для серийного воспроизводства с той нормой прибыли, которая обеспечит бывшим советским республикам возможности для социального и промышленного развития. Запад, монопольно диктуя свои правила, захочет для себя условий, куда более выгодных, чем в странах АТР, где политические риски сведены к минимуму, чего не скажешь об СНГ.

Но для того, чтобы вывоз капитала из Москвы или Петербурга осуществлялся хотя бы в границах России, а лучше - в масштабах большей части Содружества, надо, чтобы было, что вывозить.

"Хай тек" же российский находится в самом унизительном состоянии. Для внутренних авиалиний, например, давно нужно разрабатывать на замену устаревшим самолетам Ту-334, для чего крупнейший российские авиаконцерны готовы вступить в кооперацию. Но государство не помогает, а на собственные средства наш авиапром такой проект не вытянет даже в складчину. Значит, сама Россия станет базой для экспорта подержанных Боингов и ДС, а про страны СНГ и говорить нечего.

Вообще, когда говорят о промышленном росте в последние годы, как-то не учитывают структуру этого явления. Так, Москва уже три года имет рост в пищевой промышленности порядка 5 процентов в год. Но если шоколадные фабрики вроде "Красного Октября" или "Рот-Фронта" дают в серию свои разработки, которые можно воспроизводить в провинции, снижая издержки, то импортные линии по производству импортной еды - это работа по снижению издержек западных компаний. Интересов провинции тут вообще нет! Это не значит, что инвестиции в нашу промышленность - всегда плохо. Так, "Бритиш-америкен тобакко", купив фабрику "Ява", стала параллельно со своими сортами развивать и модернизировать сигареты "Ява", постепенно доводя традиционные сигареты "восточного" типа до мировых стандартов. Это, конечно, лучше, чем набивать в импортные бумажки импортный табак и продавать импортные сигареты, уходя от российских пошлин. Однако радоваться такому промышленному росту было бы легкомысленно.

То есть следует отличать, когда промышленный рост достигается за счет развертывания на наших производственных площадях серийного производства западной проекции для нашего внутреннего рынка, что позволяет западным фирмам снижать накладные расходы, а когда рост идет за счет высокотехнологичных собственных разработок и соответственно дает высокую норму прибыли, часть которой можно пустить на социальные нужды, а часть вернуть в развитие производства. Первый путь оставляет нас без будущего, а второй - труден, к тому же российский "хай тек" целенаправленно торпедируется конкурентами. Так, от международных санкций страдает только наш экспорт вооружений, западные же страны ни одного своего потенциального клиента санкциями не обложили. И теперь мы уже не вторые на мировом рынке оружия, а четвертые, пропустив вперед себя Англию и Францию, а скоро пролетим и Израиль.

Конечно, было бы странно ожидать, что после крушения мировой системы социализма, обеспечивавшей для СССР рынок объемом в третью часть земного шара, наша — промышленность, расчитанная на совсем другие масштабы, не окажется в кризисе. А у нас наложились друг на друга сразу два кризиса — наш собственный, связанный с распадом общесоюзного и социалистического рынков, и общецивилизационный, связанный с переходом от индустриального общества к иной фазе, называемой “третьей волной”. Но принимать кризис реструктуризации за кризис технологий, науки и культуры - это очень странная ошибка, которую почему-то допускают практически все. Если СЭВ оказался второсортным по отношению к Евросоюзу, то это не значит, что МИГ-29 хуже "Еврофайтера". И если мы попались в ловушку горбачевщины, то вовсе не значит, что у нас не действуют общемировые модели, характерные для развитых сообществ. Пора понять, что мы живем не в неразвитом обществе, а в обществе перезрелом, древнем. Это не мы, а американцы с их напором и комплексом всезнайства - вот кто настоящие современные варвары. И попытки экспортировать к нам капитал в виде "отверточных" производств, как в какую-нибудь Нигерию - это не цивилизаторская функция, а устройство конюшни в здании университета.

Думаю, академик Сахаров навряд ли приветствовал бы, если бы кто в его бывшей лаборатории устроил склад для малазийских "Панасоников".

Говорят, после испытания первой советской атомной бомбы другой великий советский гуманист, т. Сталин собрал в Кремле ученых и военных и попросил представить ему соображения о том, что дало советскому народу это событие. Ученые говорили о перспективах ядерного синтеза, военные - о необычайных стратегических возможностях. А товарищ Сталин сказал, что теперь можно лет пятьдесят не бояться нападения на СССР и наконец-то приступить к подъему материального благосостояния народа. Теперь пятьдесят лет прошло. О чем думают вожди?