ЕСТЬ ТАКИЕ ДЕТИ: ЕДЯТ ВСЕ, ЧТО ДВИЖЕТСЯ - 29 июня 2001 г.

В последнее время очень много говорится о жизни в российской глубинке. О маленьких зарплатах, требующем ремонта жилье, проблемах со светом и отоплением. Но мало кто в федеральном центре и в центральной России действительно знает КАК живут люди в некоторых районах страны. Далеко не бедных районах, с развитой промышленностью, золотом, нефтью. ПРАВДА.Ру публикует репортаж иркутских журналистов из райцентров Иркутской области. У которых одна беда – они дотационные. Здесь есть семьи, месячный доход которых составляет 100 рублей. Есть дети, которые просто не знают, что такое деньги, не понимают, что означают эти бумажки. Питаются всем, что движется – мошками, тараканами, вшами… Подрастут и пойдут охотится на кошек и собак. А дальше? На людей?

Дети в приюте — повод для гордости

— Есть у нас такая семья, так там дети едят все, что движется, — мошку, тараканов, вшей... Вот вы бы пораньше на час приехали, была тут у меня мамка: пришла в рваных галошах, во вшах, детей навестить. Живут еще два брата, у них мать от туберкулеза на руках буквально умерла. Отец гордится тем, что его дети в приюте! Приезжает их навестить пьяный и начинает меня материть, что ему негде ночевать, нечего кушать и курить.

Это слова одного из директоров детского приюта. Райцентры Балаганск и Усть-Уда находятся недалеко друг от друга, по разные стороны Братского водохранилища. Каждый из небольших поселков, в которых нет ни одного многоэтажного здания, имеет собственный приют. Пятнадцать лет перестройки дали замечательный результат: по всей России бегает не один миллион беспризорных детей, не нужных родителям. Худо-бедно заботу о них взяло на себя государство. Если речь вести как раз о приютах, то в роли государства выступает местная власть со своим бюджетом. Понятно, что бюджетные средства у дотацион-ных территорий, каковыми являются и Балаганск, и Усть-Уда, минимальные. Поэтому приюты живут по принципу «хочешь жить — умей вертеться».

Жизнь как в сказке

Старое деревянное здание, серый двор. Несколько качелей-каруселей, требующих ремонта, даже не напоминают о том, что в доме живут дети:

обычно такие железячки красят яркой, разноцветной краской. В этом доме, где ребятишки живут неделями, месяцами, годами, денег на краску нет.

Зайдя в кабинет директора усть-удинского детского социального приюта «Сказка» Лю-дмилы Николаевны Чистых, присела, пока она заканчивала разговор с невысокой усталой женщиной.

— Опять горошницу варить? - спрашивала та. На обед котлеты были гороховые, дети уже больше не хотят горох есть.

Директор в размышлении смотрела на повара.

Предложила:

— Давай овощное рагу сделаем. Я из дома принесу патиссон, кабачки еще есть. Вот и поужинают...

Позже из разговора с директором Чистых я поняла, что это обычная ситуация, когда работникам приюта приходится крутиться как ужам на сковородке. Менее чем на двадцать рублей в день они умудряются кормить свои» питомцев. А их меньше тридцати одно временно в приюте не живет. Это очень проблемные дети. В основном им по десять-двенадцать лет. Все они русские (как выяснилось, буряты всегда дорожат родственными отношениями и ребят государству не доверяют. Даже приют в бурятском селе Бохан появился одним из последних в области). Сюда, в доживающее свой век деревянное здание приюта, попадают ребятишки сложными путями: у кого-то родители ушли в тюрьму, у кого-то беспробудно пьют, у кого-то - просто потерялись,

Случается, что дети сами идут в больницу сдать анализы. Так хотят попасть к нам, - говорит директор Чистых.

По замыслу, приют — это дом временного содержания. Скорее даже перевалочная база между «вольным бродяжничеством» и детдомом или интернатом. Но нет ничего более постоянного, чем временное, поэтому дети здесь задерживаются гораздо дольше, чем на полгода. Очень много, до тридцати процентов, детей с отставанием в умственном развитии. Как говорят работники, «движения» детей почти нет: детдома области, в том числе специализированные, для инвалидов, переполнены. Строительство новых не ведется, а жизнь поставляет все новых и новых гаврошей. Остановить маму - алкоголичку в производстве себе подобных невозможно. «Любовь» занимает в их запьянцовской жизни одно из первых мест. Точнее, второе: после бутылки.

Нам ведь надо детей не только накормить-одеть. Их нужно научить жить, понимаете? — говорит Людмила Нико-лаевна. — Сначала соскрести с душ то, что туда нагадили родители, а потом показать, как живут нормальные люди. У нас был шестилетний мальчик, который не знал, что такое пододеяльник. Одна девочка припрятывала полотенца: собиралась отнести их в дом к мамке, у которой ничего такого нет. Один сушил под матрацем сухари… Да все было. Они не знают номинации денег, не представляют, что можно купить за эту бумажку, что за ту.

...В приюте «Сказка» дети получают стипендию. По меркам городских де-тей, забавную: пятнадцать рублей в месяц, если нет троек в учебе. Если тройка одна или несколько — сумма снижается. Стипендии могут лишить совсем: за побег или обмен вещами. При приюте открыт ларек, где продаются (по смеш-ным ценам) канцтовары, носки-платки, другая мелочевка. Ребятишки учатся соразмерять имеющиеся деньги и потребности. Без этого жить самостоятельно будет невозможно.

«Сказка» на самом деле очень бедная. Ребятаодеты так, что без слез не глянешь: крепдешиновые двадцатилетней давности платья, босоножки на каблуках выпуска семидесятых — эту подмогу выпросила директор Чистых у женсовета иркутского Академгородка. Если с питанием еще как-то можно выкрутиться. То с одеждой совсем худо. Тех денег, что выделяет районная администрация, мало на что хватает. Очень плохо с игрушками: мы посмотрели, как пацаны играют в футбол волейбольным разбитым мячом. Второй попал под грузовик. Правда, два в запасе еще есть, но директор их припрятала:

— Все лето впереди, если они их сейчас порвут, то совсем заняться будет нечем...

Дети учатся различать даже запахи:

— Я прихожу на работу и после слышу разговор в коридоре: Людмила

Николаевна пришла, ее духами пахнет. Дома-то они какие духи знали? Немытых по полгода родителей?

Родители не пьют. Не на что...

В Балаганске социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних «Аист» живет тоже не безоблачно. Здесь тлеет тихая война между местной соцзащитой, в ведении которой находится «Аист», и самим центром. Работе состояние холодной войны мешает, тем более в Балаганском районе неблагополучных семей с избытком. Тридцать койко-мест в старинном, столетней давности постройки, доме не пустуют.

Акт о посещении семьи К. в деревне Кумарейке: «Ребенок поступил в приют с пятью шрамами на голове — говорит, что дома били топором и обрезками трубы. Семья, в которой десять детей, живут на детское пособие и то, что удается подработать отцу. Родители едят рожки, купленные на пособие, детям, по их словам, в еде отказывают: «Прокормитесь как-нибудь сами». В день осмотра дети с утра ели только рыбу, которую сами наловили. В доме из мебели три кровати, на одной грязный матрац. Другие кровати пусты, в одной из панцирных сеток дыра, стянутая тряпками. В этой дыре сидят двое трехгодовалых детей, они еще не ходят. Есть один стол, один стул, скользкие от грязи. Условия для жизни детей крайне неблагоприятные».

— Туда заходить страшно, — рассказывает директор центра Евгения Викторовна Гольцова. — Из пяти детей только один смог назвать свое имя. Дети дикие, обратишься к ним с вопросом — убегают в пустой угол и трясутся. Есть семьи, где месячный доход на троих составляет сто рублей! Иной раз придешь, мать в семье сама вся светится от голода, но считает, что дети живут хорошо и ни в какой приют их не надо отдавать. Еще кричит: «Возьму автомат, всех перестреляю, от Ельцина до мэра, а детей вы только через мой труп получите!» В огороде посадят табак, две-три грядки зелени. Картошки нет. Такой матери обследоваться бы надо у психиатра, да кто ж ее из дальней деревни в Иркутск повезет.

...«Аисту» с деньгами тоже тяжко. Спасает огород, нынче впервые взяли двух поросят. Корм пришлось покупать, потому что от обедовужинов ничего не остается: паца-ны и девчонки все сме-тают подчистую. Нес-колько раз сюда прибегали большенькие уже пацаны из соседней Усть-Уды: переплавлялись на плотике через холодный залив. А это, между прочим, несколько километров воды.

— Поступил как-то к нам мальчишка, не знавший, что на кровати должен быть матрац. Только застелим — он стянет, ложится на голую сетку. Так несколько ночей и спал под кроватью на полу, свернувшись в клубочек. Это психически страшно изуродованные дети. Не знают элементарного: что надо мыться, чистить зубы, переодевать обувь. В десять-двенадцать лет прихо-дится учить и этому.

...С недавнего времени приют обзавелся шикарными швейными машинками, даже оверлоком, и рабочими станками. Но если машинки нашли куда приткнуть и на них уже учатся работать даже шестилетние девчата, то со станками проблема — разместить их пока негде. На нынешнее лето затеяно в приюте строительство мастерской и бани, которой пока тоже нет: ребятишки моются в приспособленном помещении. А какие они здесь талантливые! Не убили в них убогие родителиалкаши умение рисовать, выжигать, вязать. Стоило чуть полить детские души-росточки, как за несколько недель начали они цвести.

— На прошлой неделе купили, представляете, матрацы новые в Иркутске! — И без того миловидная Евгения Викторовна хорошеет. — Я столько мечтала выкинуть старые, насквозь промоченные, пахнущие. Наконец поменяли. А с автобусом нам еще в прошлом году повезло — по федеральной программе получили свой пазик. Ребятишки на него молятся.

...Те два пацана, что бежали из Усть-Уды, хвостом ходили за Гольцовой: «Мамка, сделайте, чтобы нас здесь оставили...» К несчастью, не в «мамкиных» силах обогреть всех обездоленных, которых терзает судьба. Но и за то, что делают они, эти деревенские женщины, взвалившие на себя непомерный груз чужих забот, — низкий им поклон. Я знаю, как тяжело, как трудно растить даже своих, родных, любимых, но не знаю, как это: отдать жизнь чужим, больным, голодным и никому не нужным детям перестройки.

Ирина Ружникова

«СМ Номер один»,

Иркутск.