А. Лубенский: тайные войны разведки. Суперразведчик не мог сдаться

Николай Струтинский в версию гибели Кузнецова, выдвинутую командиром отряда «Победители» Дмитрием Медведевым, не поверил. Напомню, что версия эта (о том, что группу Кузнецова расстреляли боевики УПА в лесу близ Белгородки на Ровенщине) основывалась на обнаруженной в немецких архивах телеграмме-молнии, направленной начальником полиции безопасности по Галицкому округу Витиской лично группенфюреру СС Мюллеру. Но телеграмма была основана на ложной информации, которую дали немцам ОУНовцы — что Кузнецов якобы захвачен живым и расстрелян. Не мог боевой соратник Кузнецова Николай Струтинский поверить, что разведчик сдался живым. Да и данные расследования говорили о другом. Струтинский добился доступа в центральные архивы КГБ, подключил к расследованию агентуру. Постепенно обрывки добытой с огромным трудом информации стали складываться в целостную картину. Но спорить с версией Героя Советского Союза, легендарного партизана Дмитрия Медведева, с версией, ставшей официальной? Это было не так просто. И на Лубянке, и в партийных органах на Украине были люди, совсем не заинтересованные в установлении истины. Николай Струтинский смог добиться официального расследования, но ему прямо говорили: «Если даже найдешь могилу Кузнецова, то не докажешь, что это его кости там лежат». Палки в колеса ставили люди могущественные, например, комиссар отряда «Победители» полковник Сергей Стехов. Но Струтинский продолжал искать. Его интересовало прежде всего, что было после того, как Н. Кузнецов ушел во Львов, где, как мы помним, он оказался без явочной квартиры и без связи с Центром. Но это не остановило разведчика.

Из показаний бывшего начальника IV отдела Львовского СД, начальника гестапо Галиции гауптштурмфюрера СС П. Краузе:

«В начале 1944 года во Львове появился советский агент Пауль Зиберт в форме германского капитана, который до этого действовал в Ровно. Появление Зиберта во Львове, как и в Ровно, вызвало большую панику. Ему удалось убить Бауэра и Шнейдера.

Ловушки и засады были расставлены по всему Львову и по всей Галиции, но Кузнецов был неуловим. 9 февраля он совершает акт возмездия, ликвидировав вице-губернатора Бауэра и его президиал-шефа Шнайдера.

Затем Николай Кузнецов. Ян Каминский и Иван Белов покинули Львов с цепью перехода пинии фронта. На дороге Львов-Тернопопь, в селе Куровичи, их машину пытались задержать немцы.

Из показаний П. Краузе (допрос проводился в сентябре 1951 года): «Две недели спустя на дороге Львов-Куровичи Зиберт, ехавший на легковой машине французской марки «Пежо», был задержан патрулем в составе майора и двух фельдфебелей.

Фельдфебели проверяли в это время два грузовика, а майор потребовал

предъявить разрешение на проезд. Зиберт показал уже устаревшее и к тому же неправильно заполненное разрешение. Майор стал более подробно его опрашивать; тогда Зиберт выхватил пистолет и застрелил майора, после чего поехал дальше».

Немцы обстреляли машину; тогда Кузнецов бросил ее, «обстрелял выехавшего навстречу на телеге польского крестьянина, после чего на его телеге уехал прямо в поле, бросив свою автомашину с чемоданом». Затем Кузнецов обманул преследователей, обменяв своих вороных на двух гнедых, и на санях ушел в поле — «преследование оказалось невозможным, так как армейские автомашины находились на далеком расстоянии от этого места».

Петер Краузе узнал о смерти Кузнецова — «Зиберта» в 1945 году, находясь в Чехословакии. Ему сообщил об этом генерал Бриками, но он сообщил версию «Прютцмана — УПА», в соответствии с которой Кузнецов был якобы расстрелян после того, как его выдал находившийся при нем дневник (отчет «Пуха»).

Немецкие архивы оказались во Львове таким образом. Немцы хотели при отступлении взорвать город, поэтому Красная Армия не стала брать Львов «в лоб», — решили окружить. В это время криминал-комиссар гауптштурмфюрер СС фон Паппе (Николай Струтинский характеризует его: «Профессионал, сильный агентурист., правая рука Витиски») решает проверить путь для отступления и вывоза архивов гестапо. Выезжает к польской границе, но задерживается в Самборе и пропускает момент, когда из Львова можно было еще что~то вывезти: кольцо окружения смыкается.

— Фон Паппе понял, что если вернется во Львов за архивами, из кольца ему не вырваться, — рассказывает Николай Струтинский, — и не стал возвращаться. Сверхсекретные архивы гестапо и СД, свидетельствующие о тесных связях нацистов с ОУН, оказались в руках Львовского КГБ. В Чехословакии фон Паппе встретился с Краузе и Витиской. Когда те узнали, что он не успел вывезти архивы, то хотели отдать его под суд и расстрелять. Но не решились: ведь и их вина была в этом. Там в архивах были бумаги Краузе, видного деятеля ОУН Герасимовского и т.д. Сам Краузе потом очутился в советском плену, содержался в лагере, где его и допрашивали относительно деятельности Кузнецова во Львове. Краузе был сильный профессионал, он еще до Гитлера работал в спецслужбах. Но и он поймался на ложную информацию ОУН-УПА.

... Николай Струтинский и его помощники собирали по крупицам материалы, способные пропить свет на последние дни группы Кузнецова. Допрашивали бывших членов УПА, местных жителей, пленных немецких офицеров, исследовали сотни архивных материалов. Постепенно становилось ясно, что версия Дмитрия Медведева не соответствует действительности: весной 44-го на Волынь Кузнецов не выходил.

«После освобождения территории западных областей Украины войсками Советской Армии от немецко-фашистских захватчиков указанная телеграмма-молния полиции безопасности и СД по Гапицкому округу проверялась органами госбезопасности Украины, — пишет Андрей Горбань в своем исследовании «Две версии гибели Н.И. Кузнецова». — Однако каких-либо конкретных материалов, подтверждавших ее содержание о гибели Н.И. Кузнецова и его боевых товарищей в селе Белгородка, получено не было. Да и трудно поверить, чтобы Н. Кузнецов — один из мужественных советских разведчиков периода Великой Отечественной войны — так просто отдал бы свою жизнь без сопротивления участникам УПА!»

Вскоре ведущему свое расследование Николаю Струтинскому стала известна информация о том, что в начале марта 1944 г. в селе Боратин (что под городом Броды) в доме участника отряда УПА «Черногоры» Степана Голубовича были захвачены двое неизвестных в немецкой форме, один из которых подорвался на взорванной им гранате и погиб. Тогда Н. Струтинский, в то время — сотрудник управления КГБ по Львовской области — обратился в июне 1958 года к начальнику УКГБ с просьбой оказать помощь в установлении времени и места гибели Н. Кузнецова и его товарищей. По распоряжению начальника управления КГБ по Львовской области была создана оперативно-следственная группа, получившая соответствующую задачу. Группой был проделан огромный объем работы, в ходе которой были, кстати, разоблачены несколько бывших членов ОУН (один из них даже успел вступить в КПСС). Были собраны установочные данные на боевых товарищей Н. Кузнецова.

Он пошел к линии фронта с Яном Станиславовичем Каминским, 1917 года рождения, уроженцем села Житин Ровенского района Ровенской области. По национальности Ян Каминский был поляк, до войны и в период оккупации работал в Ровно пекарем в пекарне механического завода. Был разведчиком отряда «Победители», участвовал в операции (под руководством Н. Кузнецова) похищения генерала фон Ильгена.

Второй попутчик в последней дороге Н. Кузнецова — Иван Васильевич Белов, 1917 г.р., уроженец Мастырского района Саратовской области, русский. До 1941 года служил в Красной Армии, в сентябре 41-го попал в плен под Киевом, затем работал шофером в Ровно, в рейхкомиссариате Украины. Разведчик отряда «Победители».

С. Гопубович был допрошен в качестве свидетеля. Вот что он показал:

«... в конце февраля или в начале марта 1944 года в доме находились, кроме меня и жены, моя мать — Голубович Мокрина Адамовна (умерла в 1950 году), сын Дмитрий, 14 лет, и дочь 5-ти лет (впоследствии умерла). В доме свет не горел.

Ночью этого же числа, примерно около 12 часов ночи, когда я и жена еще не спали, залаяла собака. Жена, поднявшись с койки, вышла во двор. Возвратившись в дом, сообщила, что из леса к дому идут люди.

После этого она стала наблюдать в окно, а затем сообщила мне, что к двери подходят немцы. Неизвестные, подойдя к дому, стали стучать. Вначале в дверь, потом — в окно. Жена спросила, что делать. Я дал согласие открыть им двери.

Когда неизвестные в немецкой форме вошли в дом, жена зажгла свет. Мать поднялась и села в углу около печки, а неизвестные, подойдя ко мне, спросили, нет ли в селе большевиков или участников УПА? Спрашивал один из них на немецком языке. Я ответил, что ни тех, ни других нет. Затем они попросили закрыть окна.

После этого они попросили поесть. Жена дала им хлеб и сало и, кажется, молоко. Я тогда обратил внимание на то, как это два немца могли пойти ночью через лес, если они боялись его пройти днем...

Перед тем, как покушать, один из неизвестных на немецком языке и на пальцах объяснил мне, что они три ночи не спали и три дня не кушали. Что их было пять. Три человека уехали автомашиной на Золочев, а они двое остались.

... Оба были одеты в форму военнослужащих немецкой армии — короткие куртки, на головах пилотки со значком «СС», т.е, черепа и костей. Обуви не помню.

Один из них был выше среднего роста, в возрасте 30—35 лет, лицо белое, волос русый, можно сказать, несколько рыжеватый, бороду бреет, имел узенькие усы. Его внешность была типична для немца. Других примет не помню. Разговор со мной вел в большинстве он.

Второй был ниже его, несколько худощавого сложения, лицо черноватое, волос черный, усы и бороду бреет.

... Сев за стол и сняв пилотки, неизвестные стали кушать, автоматы держали при себе. Примерно через полчаса (причем собака все время лаяла), как пришли ко мне неизвестные, в комнату вошел вооруженный участник УПА с винтовкой и отличительным знаком на шапке «Трезуб», кличка которого, как мне стало известно позднее, была «Махно».

«Махно», не приветствуя меня, сразу подошел к столу и подал неизвестным руку, не говоря с ними ни слова. Они также молчали. Затем подошел ко мне, сел на койку и спросил меня, что за люди. Я ответил, что не знаю, и через каких-то минут пять в квартиру начали заходить другие участники УПА, которых вошло человек восемь, а может быть, и больше.

Кто-то из участников УПА дал команду выйти из дома гражданским, т.е, нам, хозяевам, но второй крикнул: не нужно, и из хаты никого не выпустили. Затем опять кто-то из участников УПА по-немецки дал команду неизвестным «Руки вверх!».

Неизвестный высокого роста поднялся из-за стола и, держа автомат в левой руке, правой махал перед лицом и, как я помню, говорил им, чтобы не стреляли. Оружие участников УПА было направлено на неизвестных, один из которых продолжал сидеть за столом. «Руки вверх!» давалась команда раза три, но неизвестные руки так и не подняли.

Высокий немец продолжал разговор: как я понял, спрашивал, не украинская ли это полиция. Кто-то из них ответил, что они — УПА, а немцы ответили, что это не по закону. Еще перед этим кто-то позвал участника УПА по кличке «Махно» сходить за «Черногорой», при этом спрашивали, здесь ли «Скиба», кто-то ответил, что здесь.

... я увидел, что участники УПА опустили оружие, кто-то из них подошел к немцам и предложил все-таки отдать автоматы, и тогда немец высокого роста отдал его, а вслед за ним отдал и второй. На столе начали крошить табак, участники УПА и неизвестные стали закуривать. Прошло уже минут тридцать, как неизвестные встретились с участниками УПА. Причем неизвестный высокого роста первый попросил закурить.

... Неизвестный высокого роста, свернув самокрутку, стал прикуривать от лампы и затушил ее, но в углу около печки слабо горела вторая лампа. Я попросил жену подать лампу на стол.

В это время заметил, что неизвестный высокого роста заметно стал нервничать, что было замечено участниками УПА, которые стали интересоваться у него, в чем дело... Неизвестный, как я понял, искал зажигалку.

Но тут же я увидел, что все участники УПА бросились от неизвестного в сторону выходных дверей, но так как они открывались внутрь комнаты, то они не открыли ее в спешке, и тут же я услышал сильный взрыв гранаты и даже увидел сноп пламени от нее. Второй неизвестный перед взрывом гранаты лег на пол под койку.

После взрыва я взял малолетнюю дочь и стал около печки, жена выскочила из хаты вместе с участниками УПА, которые сломали дверь, сняв ее с петлей. Неизвестный низкого роста что-то спросил у второго, лежавшего раненым на полу. Он ему ответил, что «не знаю», после чего неизвестный низкого роста, выбив оконную раму, выпрыгнул из окна дома с портфелем

Взрывом гранаты были ранены моя жена легко в ногу и мать — легко в голову. Ранены четыре участника УПА, в том числе «Скиба» и «Черногора», о чем мне стало известно из разговоров, кажется, через неделю после этого.

В отношении неизвестного низкого роста, бежавшего через окно, то я слышал минут пять сильную стрельбу из винтовок в той стороне, куда он бежал. Какова его судьба, мне не известно.

После этого я убежал с ребенком к своему соседу, а утром, когда вернулся домой, то увидел неизвестного мертвым во дворе около ограды, лежавшего лицом вниз в одном белье».

Как было установлено допросами других свидетелей, Кузнецову при взрыве собственной гранаты оторвало кисть правой руки и были «нанесены тяжкие ранения в область лобовой части головы, груди и живота, отчего он вскоре и скончался» (А.Горбань, «Две версии гибели Н.И. Кузнецова).

Итак, место, время (9 марта 1944 г.) и обстоятельства гибели Н. Кузнецова были установлены. Оставалось найти его могилу и идентифицировать останки.

(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)