Медный грош познания

Отгремели выпускные балы, и в ход пошли проходные баллы. В некоторых вузах – а уж в университетах подавно – с 1-го июля идут вступительные экзамены. Но так ли уж они вступительны? Пресловутый ЕГЭ перевернул многие привычные представления о высшем образовании. Поступать сегодня можно в неограниченное число учебных заведений.

До недавних пор мечта о будущей профессии и борьба за осуществление этой мечты определяли романтический вектор юности. Какая же юность без мечты – причем самой экстремальной! Человек, годами пробивавшийся в медицинский или во ВГИК, некогда вызывал целый спектр чувств и жестов – от уважения до верчения пальцем у виска.

Бороться (по возможности мирными средствами) приходилось с родителями, жаждавшими, чтобы дети непременно повторили их путь, с учителями, не верящими в способности подопечных или необъективно их оценивающими, и, главное, с самим собой. Вступительные экзамены в вуз становились проверкой отнюдь не только знаний.

Это было испытание воли, реакции, наконец, первая проба системного, то есть взрослого, подхода к жизни. Недаром и внукам рассказывали версию этого события – пусть легендарную.

Вернемся к дню сегодняшнему. Рособрнадзор установил пороговую границу баллов.

То есть абитуриент может сдать определенный набор экзаменационных дисциплин не отходя от кассы – то бишь школы, и все пойдет ему в зачет при поступлении в вуз, где останется справиться только с профильным экзаменом – и то, если между школой и вузом не заключен договор о сотрудничестве.

Это исключает пустые мечтания, превращая юного абитуриента в прожженного прагматика.

О вузовской коррупции известно всем. Уже и президент говорил об этом без всякой дипломатии – открытым текстом. Коррупция, связанная с Единым государственным экзаменом, пока что не выявлена в такой степени.

Но потенция ее, несомненно, высока: школьные учителя так же блюдут честь мундира, как и любые корпорации, и всегда найдут способ порадеть за любимых воспитанников.

Однако поступление на бюджетное отделение, даже без мечты, и сегодня требует от абитуриента определенных стараний, хотя бы в части профильных дисциплин – с остальными он правдами и неправдами расправился в процессе ЕГЭ. Коммерческое образование, отнюдь не делая цель более доступной, практически лишает знания внутренней энергетики.

Тут все решают деньги, и подход экзаменационной комиссии к таким абитуриентам по определению более "гуманный": от каждого "коммерсанта" во многом зависит само существование вуза.

А ведь именно интеллектуальное усилие, затраченное на преодоление сопротивления любого материала, прямо пропорционально прочности и – в конечном счете – эффективности последующего применения багажа знаний.

Но о таких абстракциях поборники ЕГЭ думали меньше всего. Безусильное, основанное на угадывании знание хорошо для клуба "Что? Где? Когда?", но не для медицины или производства труб большого диаметра. А система тестирования во многом напоминает "Угадайку": интуиция, сообразительность, да и просто везение здесь первичны, а реальные знания – вторичны.

Если с поступлением в высшее учебное заведение дело пойдет тем же курсом, то вскоре студенты могут без помощи машины времени оказаться в Российской империи образца начала XIX века – до 1825-го года. Когда в университетах не проводилось не только вступительных, но вообще никаких экзаменов. Посещение лекций было свободным.

А городской полиции запрещалось наказывать студентов, что бы они ни натворили (хоть этого, слава Богу, пока не предвидится!).

Экзаменами московские студенты обязаны декабристам. Именно после мятежа 14-го декабря в университете начались невиданные доселе строгости, и решать, например, задачи по математике поступающий был вынужден прямо под носом у профессора, так что о шпаргалке и подумать было нельзя.

Конечно, в студенческом арсенале всегда имелись хитрости и уловки, но в основных параметрах условия обучения сохранялись на протяжении всего ХХ столетия.

Но было и еще одно обстоятельство. "Собственные платоны" и "быстрые разумом невтоны", говоря словами Ломоносова и с него начиная, в большинстве своем провели студенческие годы в серьезной нужде, если не в крайней бедности.

Вот, скажем, Иван Цветаев, ныне больше известный как отец Марины Цветаевой (когда-то Марина Ивановна была известна как его дочь). Создатель и первый директор Музея изящных искусств (Музей изобразительных искусств им. А.С.

Пушкина на Волхонке) был сыном бедного священника. 6 лет учился в Шуйском духовном училище, затем столько же – во Владимирской семинарии.

Поступил было в Медико-хирургическую академию, но, почувствовав зов призвания, перешел в Петербургский университет на историко-филологический факультет (дистанция между профилями, скажу я вам, нешуточная).

Все годы обучения содержал себя сам. И, несмотря на многочисленные препятствия, включая плохое зрение, к 25 годам стал доцентом Варшавского университета по кафедре римской словесности и защитил магистерскую диссертацию.

Конечно, темпы тогда были иные. Но, согласитесь, карьера Цветаева вполне укладывается в приличные и в наше время возрастные рамки. "Я на медные деньги учился стихам", - писал поэт Борис Слуцкий. Учиться на медные деньги первоначально значило получить недостаточное образование по бедности.

Но жизнь корректирует даже такие стойкие конструкции, как пословицы и поговорки. Медные гроши стали синонимом не столько образовательной неполноты, сколько как раз-таки познавательного напряжения и стремления вырваться на более высокий социальный уровень.

Образование, так сказать, не благодаря, а вопреки было предметом личной гордости и способствовало скорейшему самоутверждению.

Ни в XIX, ни в ХХ столетии никому не приходило в голову сетовать на то, что необходимость содержать себя в студенческие годы отвлекает от процесса познания и мешает сосредоточиться на учебе. От частных уроков до разгрузки вагонов – все средства были хороши для самообеспечения.

Тугой родительский кошелек может внезапно истощиться, особенно в пору кризиса. Что касается образовательных кредитов, то практика их получения, а главное, отдачи с бешеными штрафными процентами пока приводит к такой головной боли, что тут уж точно не до учебы.

Списки должников на вузовских стендах ныне внушительнее списков академзадолжников. Так что же – назад, к бедности? Нет, не этого надо бояться. Бедность знаниями и умениями куда опаснее для личности и общества и куда бесперспективнее временных затруднений.