Владимир СКАЧКО – о том, как на Украине пытаются жить по лекалам Третьего рейха

На Украине заработал механизм, регулирующий ввоз российской печатной продукции.

До 1 апреля 2017 года действовал временный запрет на ввоз вообще всех книг из России. Кабмин Украины 5 апреля утвердил порядок выдачи разрешений на ввоз в страну печатной продукции из РФ и порядок изъятия такой продукции, если она распространяется без разрешений. Издательская продукция, которая не будет иметь соответствующего разрешения, будет изыматься.

Власти рассчитывают таким образом стимулировать собственный рынок печатной продукции, чтобы украинских книг стало больше? Или нововведение поставит барьер книгам из России, которые, по словам вице-премьера Украины Вячеслава Кириленко, носят "антигосударственный характер"?

"Правда.Ру" обратилась за комментарием к известному киевскому журналисту и политологу Владимиру Скачко.

— На Украине вступил в силу механизм изъятия российских книг. Что это? Попытки копировать Третий рейх? Но ведь делается это гротескно, по-идиотски. Разве такая инициатива жизнеспособна? Разве при сегодняшнем развитии телекоммуникаций, Интернета можно кого-то заставить читать только своих, разрешенных классиков? Это снова похоже на очередную раздутую пропагандистскую акцию.

— Почему вы говорите, что гротескно? Ведь, по большому счету, никто уже не скрывает в нынешнем украинском руководстве, особенно те деятели, которые поглупее или понаглее, что они копируют все устройство государства по лекалам Третьего рейха. Это, в частности, гетто для русскоязычных, предлагаемое тупыми певцами; это и фильтрационные лагеря для инакомыслящих с Донбасса, которые предлагает ввести спикер парламента Оксана Сыроед; это и колючая проволока, которой нужно обнести Донбасс, а недовольных убить атомным оружием; последнее предлагала, как мы помним, якобы оппозиционерка Юлия Тимошенко. Можно также вспомнить создание фрайкоров и хунты, которые предлагает Борис Филатов из бывшего Днепропетровска, — для борьбы с "Бессмертным полком". Конечно же, сожжение книг или запрет на русские книги — это только один из маленьких политических мазков в этой общей картине.

— То есть жизнеспособно это или нет — вопрос второй? Вы призываете к этому относиться как к еще одному звену нацистской идеологической цепи в законодательных распоряжениях нынешней украинской власти?

— А как можно относиться несерьезно, если меня — как русскоязычного человека — предлагают отправить в гетто и запретить мне читать русские книги? Как я, живущий в Киеве, могу к этому относиться? Как к шутке?

Я бы так и относился, если бы не шел с портретом своего деда 9 мая в "Бессмертном полку". Я видел, как со старушек по пять дюжих мужиков срывали георгиевские ленточки, отбирали портреты их предков и демонстративно сжигали. Если бы я не видел людей, которые зигуют, относился бы как к шутовству. Но я в прошлом — историк, занимавшийся немецким фашизмом до прихода к высшей власти Гитлера (до 1933 года, 30 января). Я вам могу сказать точно: это абсолютная копия того, что происходило тогда.

Фашизм не приходит за одну ночь; для того, чтобы его иногда убрать со сцены, требуется Вторая мировая война. Если где-то в государственную идеологию пробирается человеконенавистничество, это декларируется на самом высоком уровне — это не шутка. А если шутка — то это неудачная шутка, которая должна корректироваться уголовным кодексом и международными законами, международной юридической практикой, запрещающей человеконенавистничество, фашизм или нацизм, начиная с Нюрнбергского процесса. Это же не я придумал. Нюрнбергский трибунал повесил всех, кто остался живой из гитлеровских "шутников" — за то, что они начали с сожжения книг, а закончили сожжением людей в концлагерях. А в Украине вице-спикер парламента говорит: "Для жителей Донбасса нужны фильтрационные лагеря".

На самом деле в этой истории с книгами, изданными в России, есть и экономическая подоплека: убирают конкуренцию. Российские книжные издательства запретили. Будут теперь финансово "подниматься" люди, печатающие, что Иисуса Христа и Будду породили патриоты в Галичине три тысячи лет назад. Самое страшное, что у нас все это — на полном серьезе.