Виктор Сергеев: Худой мир в Сирии хуже доброй ссоры?

12 сентября вступили в силу новые российско-американские договоренности о достижении в Сирии мира, было объявлено о перемирии. Предполагалось, что за неделю прекращения огня будет создан Совместный исполнительный центр, в рамках которого военные России и США будут осуществлять координацию ударов по группировкам "Джебхат ан-Нусра", ИГИЛ и пр., но эта структура так и не была создана. Был ли реален ли такой план, и почему его подробности не обнародовали, в прямом эфире Pravda.Ru рассказал Виктор Сергеев, доктор исторических наук, кандидат физико-математических наук, академик РАЕН, директор Центра глобальных проблем ИМО МГИМО МИД России.

— С вашей точки зрения, это был прорыв или обычный тактический шаг?

— Это прорыв в российско-американских отношениях, но не больше. Окончание войны в Сирии вряд ли произойдет подобным образом, потому что по-прежнему остается очень серьезная неопределенность, кого причислять к террористам, а кого нет. И Турция с этим вопросом тоже не определилась, что очень существенно.

Будет ли Турция закрывать свою границу для боевиков и для снабжения частей, которые сражаются вокруг Алеппо, пока тоже неясно. Потому что там воюющих сторон десятка полтора, учитывая все вооруженные отряды. А соглашения, по существу, касается только двух запрещенных в РФ группировок — ИГИЛ и "Джебхат ан-Нусра". Все остальные остаются в непонятном положении.

Между тем, в Алеппо окружены сейчас около десятка различных групп боевиков, и далеко не все они принадлежат к тем, кто упоминается в этом соглашении. Именно поэтому соглашение остается секретным. Судя по всему, какие-то решения относительно того, кого, к кому и куда причислять, были сделаны. Но Соединенные Штаты, как я понимаю, не жаждут делать эти соглашения открытыми, прежде всего потому что это сразу поставит их очень сложное положение в отношении тех боевых групп, которые они патронируют.

— Почему они не хотят изменить свое мнение в отношении этих боевиков? Группировки имеют какое-то влияние на американских лидеров?

— Дело в том, что американцы используют их как инструмент против правительства Башара Асада и не хотят терять этот инструмент. Поэтому они и не хотят определяться уже полгода. Потому что, если внести полную ясность в этот вопрос, то дальше должна последовать политическая фаза урегулирования.

А эти группы боевиков, которые американцы патронируют, не хотят урегулирования ни в каком разе. Значит, война будет продолжаться. Признаться в этом американцы тоже не хотят. И когда создается очень сложная ситуация, тогда переговоры становятся секретными, решения и соглашения прикрываются.

— Чем отличаются от "Джебхат ан-Нусры" другие террористические группировки, которых американцы называют умеренной оппозицией?

— Практически ничем. Но дело в том, что официально это часть "Аль-Каиды", которая нанесла удар по башням-близнецам в Нью-Йорке. Не признать "Аль-Каиду" террористической организацией и не бороться с ней американцы просто не могут. ИГИЛ — это явный враг, с ИГИЛ, конечно же, надо бороться. Остальные боевики находятся в такой ситуации, что их можно признать и умеренными. Они не так засвечены, и если про них не известно, что они принесли присягу ИГИЛ, то они продолжают пользоваться поддержкой американцев, получать оружие и подкрепление. Боевики туда прибывают непрерывно. Ясность существует только в отношении Исламского государства и "Джебхат ан-Нусры".

— Наше руководство, в частности Сергей Шойгу, об этих договоренностях еще в мае говорили, что это будет настоящий прорыв, что мы наконец вместе будем бороться. Как вы думаете, у политиков и военных есть четкая картина происходящего?

— Очень трудно проникнуть в мозги политиков и военных, но я могу сделать некоторые предположения. Я думаю, что у них ясной картины нет, и все-таки они не до конца уверены в том, что взаимодействие с Соединенными Штатами будет очень ясным, логичным, четким. Само взаимодействие с Соединенными Штатами недаром предваряли семью днями перемирия.

Только потом планировалось создать какую-то совместную группу. Значит, будет непрерывный процесс переговоров.

Но в российско-американских отношениях это прорыв, потому что американцы до того момента вообще не хотели признавать равный статус России в Сирии. Сейчас они вынуждены признать это, значит, мы как бы становимся союзниками. До этого США нас союзниками не считали, и вообще считали, что России там делать нечего.

— Это выглядит как уступка со стороны американцев. Но каковы наши обязательства?

— Наш компромисс состоит в том, что мы согласились, что не будем бомбить то, что нам нравится. То есть не будем бомбить тех, кого мы считаем террористами. А ситуация в Алеппо, по-видимому, близка к катастрофе для этих групп. Они окружены.

Само приостановление военных действий в тот момент, когда перед этим сирийская армия очень успешно наступала и как раз завершила замыкание этого кольца — уже уступка очень серьезная. И это, конечно, даст возможность этим группировкам, которые находятся в окружении, какое-то время для передышки, возможность получить дополнительную материальную поддержку. В общем, это компромисс.

— Договорились, что откроется еще один коридор, и сирийская армия не будет его бомбить со своей стороны. Может быть, боевики даже получат возможность как-то уйти.

— Может быть. Совершенно точно. Те, кто не захочет сидеть в этом мешке, получат возможность уйти. Куда они пойдут дальше — это уже вопрос совершенно темный. Возможно, они снова будут продолжать войну против правительства Асада.

— А компромисс "Россия-Турция" в Сирии в чем заключается?

— Это очень сложная вещь, потому что здесь завязаны все отношения между Россией и Турцией. После того, как сбили наш бомбардировщик, мы порвали с Турцией все отношения, и казалось, что отношения находятся в такой фазе, что восстановить их невозможно. Тем не менее, эмбарго и отсутствие российских туристов свое дело сделали. Турки остались без денег и вынуждены были извиняться и радикально менять свою позицию.

Тем не менее, в политике в одночасье изменить позицию невозможно. Это политический курс, значит, какие-то фрагменты от прошлого курса все равно остались. Анкара по-прежнему, я думаю, отчасти помогает сирийским повстанцам, во всяком случае, закрывает на это глаза. Насколько закрыта турецко-сирийская граница — это очень сложный вопрос. Я думаю, что она все еще достаточно прозрачна.

Но серьезные подвижки есть. Видимо, договорились Путин с Эрдоганом по поводу закрытой границы, хотя одно дело договориться, а другое — реализовать. Потому что реализовать эту вещь можно только при согласии исполнителей, то есть турецких военных.

Позиция турецких военных, вообще говоря, неясная до сих пор. Судя по тому, что недавно была попытка переворота, остается еще достаточное количество людей, которые будут помогать боевикам. Как вы можете проконтролировать какого-нибудь офицера, который является начальником погранотряда на сирийской границе? Это очень тяжело.

Поэтому эти проникновения будут продолжаться, но, конечно, не уже в таких размерах. И очень постепенно этот путь будет перекрываться. Перекрытие границы, я думаю, окончательно подорвет боеспособность сил, которые борются против Асада.

— Что Путин мог пообещать Эрдогану?

— Видимо, помимо возвращения всего назад — российских туристов в Турцию, турецких продуктов на российский рынок, рабочих и т. д. — это каким-то образом затрагивает отношения турецкого правительства с курдами. Я думаю, что мы твердо пообещали не поддерживать курдов, находящихся на территории Турции.

Беседовала Любовь Люлько

Подготовил к публикции Юрий Кондратьев