Чаепития в Академии: "Бесконечный фронт работ"

Каждому из нас Андрей Дмитриевич Сахаров оставил наследство. Одному — свое понимание мира и общества, другому — совестливость, третьему — мужество и умение бороться. Юрию Алексеевичу Трутневу в наследство досталась еще и ответственность за судьбу того самого ядерного и термоядерного оружия, которое создавалось под руководством академика Сахарова.

Читайте также: Чаепития в Академии: Истина прекрасна и в лохмотьях!

Юрий Трутнев не только коллега Сахарова, его соратник — они много лет работали вместе и в последний раз встретились за несколько дней до кончины Андрея Дмитриевича, но и главное — единомышленник. Да, не всегда соглашались, да, спорили, но всегда находили общую точку зрения. И в науке, и в политике. А потому Юрий Трутнев сегодня занимает ту же должность в Федеральном ядерном центре и тоже положение, которые раньше принадлежало Сахарову. И ответственность за создание термоядерного оружия России лежит на академике Трутневе.

Академик Трутнев выглядит усталым. Он только что вернулся из Москвы. В правительстве России прошло очередное заседание, на котором обсуждались проблемы разоружения, и вновь — в который уж раз! — приходилось выслушивать разные мнения о судьбе ядерного оружия. Юрию Алексеевичу трудно, потому что его взгляды непривычны, к ним критично относятся как некоторые коллеги, так и представителя общественности. Можно, конечно, уступать или тем или другим, но такое не в характере Трутнева — не забывайте, чье наследство легло на его плечи!

Мы знакомы с Юрием Алексеевичем давно. И это во многом определяет характер наших с ним бесед. Я спросил его:

— У вас, насколько мне известно, особая точка зрения на ядерное разоружение?

— Почему "особая"? Я просто размышляю как гражданин и специалист. Дело в том, что в наш адрес раздаются уже привычные слова: "А им бы только взрывать!". Приписывают нам какую-то боязнь потерять работу и так далее. Мы никогда не потеряем работу, даже если перестанем заниматься оружием. Наша специальность настолько широкого профиля — мы имеем дело с различными областями физики, технологиями, конструкциями, что применение своим силам мы всегда найдем, и частично у нас это уже происходит. Важно понимать, что сокращение вооружений — вполне естественный процесс. Так что разговоры о потере работы и "жажды взрывать" — это зачастую не просто некомпетентность, а стремление нажить политический капитал. Модно ругать ядерное оружие, тех, кто занимался военной тематикой.

Но не надо забывать, что в нашем мире — сложном, охваченном кризисами — в обороне все равно страна нуждается. А ядерное оружие, с моей точки зрения, самый дешевый способ предотвратить любые угрозы, любые трудности. Ядерное оружие — это оружие и политическое. Оно заставляет возможного агрессора серьезно задуматься прежде, чем начать конфликт со страной, где оно есть. Для нас ядерное оружие имеет особое значение — таково геополитическое положение страны. Американцам хорошо — они сидят за тремя океанами, а мы находимся в самом центре материка. И кто вам сказал, что на нем спокойно?! Вспомним о границах, о территориальных претензиях друг к другу, в том числе и к России. Я говорю не с точки зрения каких-то имперских амбиций, а просто констатирую реальность.

— Вас беспокоит нынешнее положение дел?

— Конечно. Кризис глубок. Попахивает развалом… Я не хочу сказать, что ядерное оружие спасет Россию от развала, но его наличие все-таки заставляет задуматься, прежде чем предъявлять к нам претензии. Конечно, сейчас это в определенной степени смягчилось, но надо жить не только сегодняшним днем. А что ждать в будущем, пока неизвестно. По крайней мере, американцы не собираются отказываться от ядерного оружия. Речь идет о сокращении. И я считаю это правильным. Одна система ядерного оружия существовала в определенный исторический период. Почему шло гонка вооружений, почему накоплено столь много ядерного оружия? На эти вопросы должны отвечать не ученые. Претензии надо предъявлять политикам, потому что в первую очередь развитие событий зависело от них.

— Вы были лишь исполнителями? Или все-таки в определенной степени определяли ядерную стратегию страны?

— Конечно, мы ее не определяли, но наша работа влияла на поведение политических деятелей. Хочу сказать: я не собираюсь оправдываться, более того — ничуть не жалею, что попал сюда, принимал участие в создании оружия. Мы работали ради укрепления обороноспособности страны, причем не жалея себя. Вместе со всей страной, потому что ядерное оружие — это труд многих тысяч людей. И совесть у нас чиста, так как у нас не было Хиросимы и Нагасаки. И аварий с оружием не случилось ни разу… Где тут дерево, постучу…

— Я присоединяюсь — постучу тоже… Знаю, что недавно группа специалистов была приглашена в США, где им показали способы и методы борьбы с подобными авариями так сказать, американцы делились собственным печальным опытом.

— К счастью, у нас таких серьезных аварий не было… Ну, а что сейчас? Мне представляется, что ядерное оружие будет существовать еще достаточно долго. Говорят: "оружие массового уничтожения". А что произошло с Дрезденом? Сколько там погибло жителей в результате "ковровых бомбежек"? Около сорока тысяч… Это без всякой атомной бомбы. Конечно, ядерное оружие обладает особыми свойствами, многофакторностью воздействия, но современные виды оружия тоже, я бы сказал…

— …не подарок!

— Вот именно! Так что необходимо думать гораздо шире, не упираясь только в ядерное оружие, хотя его, конечно, нужно сокращать… На мой взгляд, будущее ядерного оружия — это в первую очередь уменьшение численности боеприпасов, повышение его безопасности, особенно в нашей стране, и создание новых, более надежных и безопасных его видов.

­— В таком случае необходимы испытания?

— Оружие не может существовать без них. Я иногда слышу, мол, можно создавать оружие и не испытывать его. И ссылаются на Андрея Дмитриевича Сахарова. Я разговаривал с ним об этом за три дня до его смерти. Он не изменил своей точки зрения, хотя я пытался его переубедить, напомнил несколько случаев из нашей совместной работы. Я отношусь к Андрею Дмитриевичу с глубоким уважением, являюсь его учеником, но в данном случае он не прав. Если подходить к оружию как к техническому средству, то без испытаний нельзя… Кстати, самое любопытное, об этом начинают говорить те, кто прекращает работать или не имеет никакого отношения к созданию оружия… На самом деле вопрос об испытаниях сильно политизирован. Да, были воздушные испытания. Это одно. Подземные — совершенно другое. Даже в том памятном разговоре Андрей Дмитриевич признал, что подземные ядерные взрывы безопасны. Это я говорю для тех, кто привык ссылаться на авторитеты.

— Но это в том случае, если есть гарантии безопасности?

— У нас есть технология, которая предусматривает, что вообще ничего выходить не будет. Почему-то она до сих пор засекречена, все эти данные, я считаю, надо довести до общественности, которая ведет дискуссии об испытаниях. Зачем же скрывать новое?!… Мне кажется, с ядерным оружием дело должна иметь профессиональная армия. Наше оружие требует профессионалов — необходима ответственность при обращении с ним. И должна быть выбрана стратегия гибкого сдерживания и гибкого реагирования. Этим целям и будут отвечать войска, оснащенные ядерным оружием…

Сейчас идет дискуссия о тактическом и стратегическом оружии. Но дело не в названии. К сожалению, наше оружие проникло в разные рода войск, то есть находится и там, и там, и там. Это недопустимо! Ядерные войска должны находиться в ведении президента. Сейчас я так понимаю, что для нас сегодня тактическое ядерное оружие является стратегическим, особенно после ликвидации противостояния с Америкой. Часто говорят: а кто собирается на нас нападать? Если следовать этой логике, то и армия не нужна, и вооружения. Чем слабее мы будем, тем больше соблазнов, — по-моему, это ясно.

— Вы невзначай упомянули, что "надо заниматься безопасностью оружия, особенно у нас". Что конкретно вы имели в виду?

— Я не само оружие имел в виду, а ситуацию, складывающуюся в России и республиках. Падение дисциплины, возможность аварий при транспортировке и так далее. Даже терроризм может быть.

— Из-за развала в стране есть опасность "небрежного" отношения к оружию?

— Нет, так нельзя говорить. Напротив, сегодня меры по предотвращению таких аварий ужесточаются. Большую и основную работу проводят военные, а мы поддерживаем их техническими средствами.

— Я знаю, что в Арзамасе-16 за званиями и наградами не гонятся — их дают. Какие у вас?

— Академик. Доктор наук. Звание "профессора" так и не оформлял — некогда, да и значения этому не придаю. Лауреат Ленинской и Государственных премий. Герой Социалистического труда… Ну и так далее. Зачем об этом спрашивать?

— Чтобы задать следующий вопрос: какая награда для вас самая дорогая?

— Когда получается то, что задумываешь. Я имею в виду не награду, а реализацию научной идеи.

— А когда вы впервые это ощутили?

— По-настоящему впервые в 1958-м году… Нет, простите, раньше… в 55-м!… Тогда у нас был самый настоящий технологический прорыв — одну идею осуществили, к которой я имел самое непосредственное отношение.

— Иногда ядерщиков называют "слепыми ястребами". Обидно такое читать и слышать?

— Не столько обидно за себя -мы переживали и не такое. А вот за спекуляцию вокруг оружия, за атмосферу в стране и в науке — горько. Все ищут причину, почему стали жить хуже — кто виноват? И тут же ответ: военно-промышленный комплекс. Он, мол, все сожрал… И отсюда идет злость, недоброжелательность, даже подлость. Но ведь это не так! Идет подмена понятий — "следствие" меняют местами с "причиной". Вновь политические игры.

— Как вы считаете, создание ядерного оружия позволило прорваться в новые области естествознания?

— Безусловно. Нам приходится иметь дело с физическими явлениями, которые невозможно воспроизвести в лабораторных условиях. Десятки, сотни миллионов градусов, давления — миллиарды атмосфер, плотности — сотни тысяч грамм в кубическом сантиметре, времена — стомиллионные доли секунды… Тут появились совершенно новые области физики.

— Что такое "стомиллионные доли секунды"? Как это понять, осмыслить?

— Мне приходится это делать, так как произвожу расчеты и надо понимать, что происходит… Но ощутить это, конечно, невозможно.

— Когда вы считаете, у вас не возникает ощущения, что живете в другом мире?

— Пожалуй, нет. Психология не меняется.

— Хотя, наверное, мы не понимаем, но по сути и сами живем в таком мире — все-таки солнце светит, а там — внутри, конечно, — приблизительно такие же температуры…

— Не совсем… Сейчас подсчитаю… Нет, в центре солнца всего миллионы градусов. Не десятки, не сотни…

— Значит, солнце сравнительно простое устройство по сравнению с атомной бомбой?

— Нет, это не так! Солнце — пока совершенно непознанный объект. Оно — слишком сложная система… Все просто, когда понятно как устроено… Вы поговорите с физиками, которые занимаются элементарными частицами, вакуумом и так далее. Там абстракция настолько велика, что и представить трудно! По сравнению с их построениями наши миллионы градусов и миллиарды атмосфер — просты, потому что понятны. Мы еще способны создавать модели, а у них и это невозможно — ничего на пальцах не объяснишь…

— Проведем небольшой эксперимент: перенесемся на 500 лет вперед. Как вы думаете, нынешние работы в физике, в частности, по ядерному оружию, пригодятся ученым того времени?

— А то, что было 500 лет назад, нужно сегодня?

— Была эпоха Возрождения…

— А сейчас эпоха научно-технической революции!… Они просто будут смотреть на наши дела другими глазами, понимая неполноту наших знаний… Вообще-то я не люблю сравнивать, мол, Пушкин -выше, Лермонтов — чище… Разные поэты… Так и время, эпохи. Разные исторические условия, люди, задачи, интересы… Каждому времени — свое…

— Вы в Арзамасе-16 давно. Очевидно, были разные периоды в вашей жизни. Когда-то было лучше, потом хуже. Для вас лично когда было тяжелее всего?

— Мне тяжело было в самом начале. В университете учили школярски, а здесь знания надо было применять на практике. Да и сейчас приезжают молодые люди, и выясняется: их надо сразу же переучивать… В разное время было и тяжело и хорошо, легко и трудно, — всегда по-разному… Жизнь есть жизнь, из нее трудно что-либо выделить… Сейчас, конечно, трудностей больше. И иногда не знаешь, как их преодолеть. Приходится искать. Иногда находишь, ошибаешься, вновь ищешь — рецептов-то нет.

— Вы ученик Сахарова. Что это был за человек?

— Не только Андрея Дмитриевича. Но и Зельдовича, Франк-Каменецкого, Харитона — у многих приходилось учиться.

— Кто из них оказал на вас самое большое влияние?

— На самой ранней стадии, когда я только приехал сюда, — Франк- Каменецкий. Это исключительно образованный человек, интеллигент. Очень добрый. Прекрасный физик. Он мне очень помог… У нас тогда было тесно, маленькие комнаты, и он посадил меня напротив. И просто начал незаметно учить, как надо работать. Одновременно приносил книги, не имеющие к нашему делу прямого отношения, мог в разгар рабочего дня читать стихи Гумилева… По-отечески относился к нам, я от него многое почерпнул в научном и житейском смысле.

— Простите, какой Гумилев в то время?! Вы живете в закрытом городе, вас прослушивают не только на работе, но и дома?!

— Прослушивали или нет — не знаю. На нас это не отражалось. Более того, политические вопросы у нас обсуждались гораздо откровенней, чем на "Большой земле". Мы работали над проблемой государственного значения, а потому отношение к нам было иное, чем к остальным. Свобода мышления в физике неизбежно связана со свободным мышлением во всем, в том числе и в политике. Мы не боялись, не думали "с оглядкой".

— Все-таки вы были на особом положении…

— Наверное, и потому. А кроме всего прочего, здесь было очень много интеллигентных людей — ученых с мировыми именами, а потому обстановка была и дружеская, и творческая. Она заставляла быть инициативным, изобретательным — каждый стремился дать свежую идею. В первую очередь человека ценили за идеи, за их разработку.

— Трудно было здесь сделать карьеру или нет?

— Мы не думали об этом. У меня есть сотрудники, которые сделали очень многое, а они даже не кандидаты наук, не доктора, а их можно сразу в академики выбирать. Они просто живут работой. Я считаю, что Арзамас-16, наш Институт, не уступает, к примеру, Сибирскому отделению Академии наук. По количеству квалифицированных кадров, по разнообразию тем.

— На что у вас больше уходит времени: на научную работу или на хождения по кабинетам?

— Приходится думать о работе для сотрудников из-за сокращения основной тематики, и добывать деньги. Нужны договоры, а значит, приходится искать их.

— Проблема "утечки мозгов" надуманна?

— Многое будет зависеть от того, как начнут развиваться события. Я лично думаю, что вряд ли наши люди уедут, хотя исключить этого не могу. Ведь многие из тех, кто работал в Арзамасе-16, сейчас оказались "за границей" — я имею в виду Украину, Казахстан, Белоруссию… Но не это главное…

Только факты: Академик Ю. А. Трутнев 21 января 1992 года представляет свои тезисы доклада Президенту России. В них, в частности, говорится о том, что целесообразно вывести с территории Украины, Казахстана и Белоруссии как межконтинентальные баллистические ракеты, так и тяжелые бомбардировщики, способные нести ядерное оружие. В документе указано, что

"… на территории Украины 210 единиц носителей СЯС, 1500 ядерных боеголовок с совокупной мощностью 600 Мт;

… на территории Казахстана 140 единиц носителей СЯС, 1300 ядерных боеголовок с совокупной мощностью 700 Мт;

… на территории Белоруссии 50 единиц носителей СЯС, 50 ядерных боеголовок с совокупной мощностью 40 Мт.

Указанный ядерный потенциал на территории трех республик составляет 12 % от общего числа носителей СЯС, 28 % от общего числа боеголовок и представляет собой третий в мире комплекс ядерных сил по своим военно-силовым возможностям после США и России".

…За десятилетия у нас создан и работает уникальный научно-технический коллектив, который объединяет профессионалов самых разных специальностей. Такова специфика ядерного оружия, создание которого объединило физиков-теоретиков, экспериментаторов, технологов, конструкторов, химиков и так далее. Этот конгломерат — уникальное явление. Я боюсь, что этот коллектив в современной обстановке развалится. И это будет потеря не только для России, но и для всей мировой науки. И это меня беспокоит в первую очередь.

— Американцы считают так же?

— Я встречался с американцами. Арзамас-16 — крупнейший мировой центр науки, они полностью соглашаются с этим и необычайно высоко оценивают нашу работу.

— Как вы считаете, есть ли разница, когда встречаются русские и американские политики и когда вы, специалисты по ядерному оружию? Вы лучше понимаете друг друга?

— Я не знаю, как понимают политики, а вот мы с американскими специалистами всегда находим общий язык. У нас никто не дипломатничает, разговариваем как коллеги, которые хорошо знают работы друг друга.

— Не странно ли, что вас выпускают в Америку? Доверять что ли стали больше, мол, не сбежите?!

— Доверяли нам всегда, иначе просто нельзя. Но изменились времена, "наверху" поняли, что научные контакты надо развивать, ну, а сбегать нам незачем… Наконец-то, это поняли!

— Вернемся в прошлое. Вы рассказали о Франк-Каменецком. Теперь очередь за Яковом Борисовичем.

— Зельдович был другим. Конечно, исключительный человек и физик. Самые сложные явления умел объяснить просто, понятно, буквально на пальцах показать. Мог оценить на простейшей модели сложнейшее явление… Мы относились к нему как к крупнейшему ученому, но какой-то стенки между нами не было. На работе все равны. И когда чувствуешь благожелательность руководителя, когда приходишь к нему с идеей или житейским вопросом и знаешь, что он обязательно поможет, поддержит, то это создает особую атмосферу… Яков Борисович был очень остроумным человеком, любил Салтыкова-Щедрина, часто его цитировал. Всегда к месту и по делу.

— Он изменился, когда уехал с "Объекта"?

— Нет. Очень тепло поздравлял, когда мне пятьдесят было. Помогал, если к нему мы обращались. Да и мы никогда о нем не забывали. Помните, у него неприятности были? Чисто политические…

-Отчасти и я был в них повинен. Ведь я напечатал беседу с Зельдовичем в "Комсомольской правде". Заголовок очень не понравился в ЦК партии, и оттуда вскоре пришло распоряжение "осудить Зельдовича как идеалиста". А название нашей беседы придумал я сам в последний момент и не согласовал его с Яковом Борисовичем. Заголовок был такой: "Когда Вселенной еще не было…" Вот к нему и придрались партийные идеологи.

— Тогда мы письма в "Коммунист" писали в его защиту, но их не печатали.

— А каков был Сахаров здесь?

— Вначале у нас было так: мы не знали, что делается в соседних отделах, а потому в первые годы не подозревали, чем Сахаров и его группа занимается. А потом, году в 53-м или даже раньше, начали взаимодействовать… Андрей Дмитриевич был совсем другим человеком, чем тот, которого все знали. Это даже по фотографиям видно… Мы очень тесно работали, и в полной мере ощутили счастье общения с ним. У нас были очень доверительные отношения. И мы с ним говорили обо всем: от ядерных зарядов до политических вопросов… Чем был характерен? Умел видеть суть вопроса, и у него уже был готов ответ. Это потрясающе! Изобретателен был, идей — огромное количество! Многие наши подразделения и сейчас на его идеях живут, развивают их. Достаточно сказать, что вместе с Таммом он предложил "Токамаки". Лазерный термоядерный синтез, идеи, связанные с ним, — это просто на моих глазах рождалось…

Ну, а идея первой водородной, термоядерной бомбы — это опять-таки он, один из тех, кто ее придумал… Он во многом поддерживал наши начинания. У меня был друг Юрий Николаевич Бабаев. Нам удалось чуть иначе взглянуть на то, что было раньше — и появилась новая конструкция, лежащая в основе ряда изделий. Андрей Дмитриевич нас поддержал сразу! Конечно, мы не мыслили, что он может уехать из Арзамаса — как без него?! Но начиная с какого-то момента, он хотел уехать… И жена его тоже, я имею в виду Клавдию Алексеевну… Иногда спрашивают: не уехал ли потому, что написал статью? Нет. Как я понимаю, он почувствовал, что крупные проблемы решил и надо сменить поле деятельности. Он искал новое приложение своих сил… Я не умаляю его роли в демократизации общества, его политической деятельности, но все-таки жаль, что он не мог в полной мере заниматься наукой.

— Меня мучает один вопрос: почему физики в Арзамасе-16 не протестовали, когда Сахарова сослали в Горький?

— Действительно, протестов не было, хотя все прекрасно понимали, что происходит что-то не то. А потому не подписывали письма против Андрея Дмитриевича, более того, когда он был в опале в Москве, приезжали к нему, беседовали, общались… Нет, гражданской трусости не было. Все-таки мы всегда жили под грузом ответственности, прекрасно понимали, что ядерная оборона страны лежит на наших плечах вне зависимости от того, какие политические бури происходят на "Большой земле". И кстати, Сахаров это прекрасно понимал. Помню, вернулся он из Горького. Шло общее собрание Академии. Нас — несколько человек, стояли, разговаривали. Все — работали в разное время в Арзамасе-16. Вдруг кто-то меня за руку берет и говорит: "Юра". Поворачиваюсь. Я сначала не узнал его! Постаревший, седой… "Господи, Андрей Дмитриевич, дорогой!" Обнялись, разговорились…

— Обид не таил?

— Он понимал все, и нас хорошо понимал… Нет, непростой вопрос вы задали. Честно скажу, нет на него ответа…

— И еще об одном. Дом, где вы живете, напротив дома Сахарова — улица лишь разделяет. По ней сотрудники НКВД с собаками вели колонны заключенных. Каждое утро. Туда, а вечером назад. Влияло ли это на вас? В своих воспоминаниях Сахаров лишь упоминает о самом факте — участии заключенных в создании "Объекта".

— Однажды вечером вышел от друзей и начал переходить улицу. Прошел между заключенными и конвойным, и вдруг он на меня накинулся с карабином, совершенно озверев… Я помню эти колонны, заключенные работали здесь до 57-го года. Понимаю Сахарова, он не хотел говорить и писать об этом подробно — это трагическая часть нашей истории, всех нас, без исключения. Знать и помнить надо, но смаковать нельзя… Об этом не говорят, но думают… У каждого из нас должно быть сугубо личное, свое. Когда проходил у нас юбилей Сахарова — его 70-летие, я отказался выступать с воспоминаниями, потому что слишком многие сегодня любят говорить о своей близости к нему… Он, кстати, умел расписываться обеими руками — "А. Сахаров"…

Помню однажды пришел на работу в минорном настроении, такое случалось часто. Подошел к доске, что-то начал писать, отошел и вдруг начал читать Пушкина "Дорожные жалобы"… Меня это поразило. Это одно из моих любимых: "Долго ль мне бродить по свету…" Андрей Дмитриевич был великий человек, я имею в виду — не специалист, не физик, не гуманист, а именно человек. Мне он напомнил рыцаря совести — последняя инстанция, которая могла решить любые споры. Если Сахаров сказал так, значит, так и есть…

— А Харитон? Что характерно именно для Юлия Борисовича?

— Умение влезать в самые тонкие вещи, и он часто обращал внимание на то, что другие не замечали. Казалось бы, что он там занимается мелочью! А потом оказывалось, что эта "мелочь" вырастает в грандиозную проблему. Его девиз: "Знать надо в десять раз больше, чем делаем!" — это великое, и он, безусловно, прав… Его мужеству можно только удивляться: человек всего себя отдал работе. Одна из главных черт — умеет настойчиво добиваться решения задачи, которую он поставил. И создание ядерного оружия у нас в стране во многом обязано именно Харитону.

Несколько слов о будущем: "Если в мире возобладает сплоченность и стремление к совместному преодолению гигантских проблем, стоящих перед человечеством (истощение сырьевых ресурсов, нехватка продовольствия, экологический кризис, духовное оскудение), то необходимость во многих видах национальных вооружений естественным образом отпадет. Если же цивилизацию захлестнет хаос всевозможных конфликтов, то доминировать будут идеи национального (блокового) спасения и в этом случае можно предвидеть возникновение новой гонки вооружений, специфической для условий многополярного мира. Можно прогнозировать, что США сохранят свои ядерные силы в течение длительного времени, по крайней мере до тех пор, пока реальная жизнь не покажет, по какому пути пойдет мировое развитие. Было бы уместно и России придерживаться такого подхода, тем более что у нее есть для этого все необходимое".

— Вы не жалеете о прожитом?

— Нет. В жизни нашего поколения было и плохое, и хорошее. Я стараюсь вспоминать лучшее…

Вместо послесловия

В 2002 году отмечалось 75-летие со дня рождения академика Ю. А. Трутнева. К юбилею была выпущена монография, в которой ученый рассказал о некоторых своих работах, которые на протяжении многих десятилетий были строго засекречены. Некоторые из них не могут не поражать наше воображение…

То, о чем я хочу рассказать, почти всем покажется выдумкой писателя-фантаста. Наверное, и сам я так подумал бы, если бы передо мной не лежал документ, принадлежащий выдающимся ученым-физикам, которые напрямую связаны с созданием в нашей стране термоядерного оружия.

Это было время, когда планету почти непрерывно сотрясали ядерные и термоядерные взрывы. Испытания шли с таким размахом, что, казалось, ученые и те правительства, которые ими руководили, были озабочены лишь одним: как быстрее и надежнее уничтожить все живое! А потому создавались сверх- и супербомбы, новые носители ядерных "изделий" — гигантские ракеты, самолеты и океанские ударные лодки…

Первыми, кто осознал пагубность такого пути, были те самые физики, которые создавали это чудовищное оружие. Они подняли голос против ядерной гонки. Наиболее сильно звучал голос академика А. Д. Сахарова. За ним стояли его ближайшие соратники и коллеги, но в то время они были столь сильно засекречены, что не имели права называть не только то место, где работают, но даже и свою профессию! Впрочем, что делать физикам в "Приволжской конторе", где они служили?! А именно так назывался в те годы знаменитый нынче Арзамас-16.

Итак, создавались все новые образцы ядерного оружия. И тем необычней кажутся некоторые работы, которые проводили физики-теоретики из "группы Сахарова". Более того, они предлагали свои проекты осуществлять!

К примеру, одна из работ, выполненная Ю. Трутневым, Ю. Бабаевым и А. Певницким в 1963 году, называлась так: "Стационарная установка для получения активных веществ и электроэнергии с помощью ядерных и термоядерных взрывов".

В частности, авторы писали:

"Возможен иной подход к проблеме овладения ядерной энергией — использование в промышленных целях процессов взрывного типа. Специальным образом сконструированные атомные и термоядерные заряды могут найти применение во многих отраслях науки и техники. Наиболее заманчивым нам представляется использование ядерных взрывов для производства электроэнергии и делящихся веществ…"

Пройдет совсем немного времени и будущий академик Ю. А. Трутнев примет непосредственное участие в программе использования ядерных взрывов в мирных целях. Создание искусственного озера в пустыне и подземных хранилищ, гашение газовых и нефтяных фонтанов, геофизические исследования и геологоразведка и многое другое, — все это позволит говорить о том, что "мирные профессии"атомного оружия вполне реальны.

Но сейчас речь идет о более дерзких проектах:

"Взрыв производится в таких условиях, что выделившаяся энергия концентрируется в ограниченном объеме какого-либо вещества и затем отбирается путем постепенного охлаждения этого вещества. Представляется возможным создать специальный заряд, в котором выделившиеся при взрыве нейтроны будут практически полностью поглощаться ураном-238 или торием-232. При поглощении нейтронов уран-238 переходит в плутоний-239, а торий-232 — в уран-233…"

По сути дела речь идет о получении "главных" взрывных веществ, то есть идет воспроизводство уникальных материалов, которые до той поры получались на сложнейших радиохимических предприятиях.

Взрываем плутоний и… получаем тот же плутоний в еще больших количествах!

Кстати, сразу же после нашего первого испытания бомбы в августе 1949 года два наших великих физика Г. Флеров и Д. Франк-Каменецкий предложили взрывать атомные заряды глубоко под землей. Предполагалось, что породы расплавятся, и довольно долгое время там будет температура порядка трех тысяч градусов. Если пробурить скважины и прокачивать через эту "атомную печку" воду, то можно будет энергию выводить на поверхность. А когда порода полностью остынет, то под землей образуется новое месторождение искусственных элементов — плутония и урана-233.

Но авторы нового проекта не согласились со своими предшественниками и учителями:

"По нашему мнению, проведение взрывов в стационарной установке (камере) является более реальным путем использования ядерных и термоядерных зарядов в целях получения электроэнергии и активных веществ…

Особенно интересным является использование термоядерных зарядов. В них, в качестве "горючего" материала используется дешевый дейтерий. Делящиеся вещества употребляются только в качестве запала для термоядерных реакций…

Использование термоядерных взрывов, по-видимому, является наиболее реальным путем в проблеме овладения термоядерными реакциями, так как в зарядах уже решена задача высвобождения термоядерной энергии и нейтронов. Задача же локализации взрывов хотя и является трудной, но эти трудности не носят принципиального характера".

Что же представляет установка для производства делящихся веществ и электроэнергии?

Прежде всего, это специальная камера, заполненная газом-теплоносителем. В центре ее взрывается заряд. Температура газа повышается почти до полутора тысяч градусов, а давление до 300 атмосфер. В теплообменнике газ отдает энергию — уже через час температура падает в три раза, резко уменьшается и давление. Можно производить следующий взрыв…

По замыслу автором проекта ядерные заряды подрываются каждый час.

Стены камеры выполнены из очень прочного материала. Лучше всего для этого подходит сталь. Толщина стенки — около пяти метров. Диаметр камеры — около 120 метров. Общая масса стенок — около трех миллионов тонн. В такой камере можно взрывать заряд приблизительно такой же мощности, что был сброшен на Хиросиму.

Понятно, что на планете подобной конструкции не существует. Камера для ядерных взрывов превосходит даже пирамиды Египта (прошу учитывать, что они сделаны из камня, а не металла!)

В проекте предлагается:

"Наиболее выгодно, по-видимому, собирать стенки камеры из стали 18 ХГТ… Эта сталь хорошо сваривается и имеет достаточно высокую ударную вязкость. Если камера выполнена из стали этой марки, в качестве теплоносителя применен водород и камера окружена железной рудой, то для удержания взрыва мощностью — 17кт ТЭ необходимо — 0,6 млн. тонн стали…

Камеру следует собирать из отдельных листов стали, таких, чтобы соединение их можно было производить сваркой. В целом камера будет состоять из ряда слоев. Целесообразно слой стали, находящийся в контакте с газом-теплоносителем, выполнить из специальной жаропрочной, устойчивой к коррозии стали".

Авторы проекта изучили разные варианты теплоносителя, который можно использовать в такой суперкамере. Исследовалась даже распыленная на мелкие частички вода, заполняющая весь объем. Однако от нее пришлось отказаться: создание таких крошечных капель трудно осуществить технически. Все-таки первенство остается за водородом.

Довольно сложно вводить в камеру новые ядерные заряды. Ведь нельзя нарушать ее герметичность. А потому авторы разработали специальное шлюзовое устройство, позволяющее опускать заряд на тросе в самый центр взрывной камеры. Причем делается это каждый час, но тем не менее герметичность конструкции не нарушается. Создание такого устройство уже само по себе — уникально.

Немало изобретательности потребовалось от ученых и при разработке теплообменника, фильтрирующего устройства, компрессоров, систем трубопроводов и даже электростанции. По расчетам получалось, что мощность электростанции составит около четырех миллионов киловатт.

Авторы проработали и другой вариант. В этом случае мощность электростанции поднималось до 15 миллионов киловатт. То есть две таких установки замещают всю атомную энергетику, созданную в СССР.

В заключение авторы проекта пишут:

"Для обеспечения непрерывной работы установки необходим завод, производящий специальные заряды. Производительность завода по схеме 1 — один заряд в час. В схеме 2, а также в случае, когда теплоносителем является вода, взрывы можно производить чаще, чем раз в час. Необходимая производительность завода соответственно возрастет до двух и более зарядов в час…

Оценки показывают, что при взрыве термоядерного заряда мощностью 17 кт ТЭ можно получить — 4 кг плутония-239 или урана-233. Следовательно, если такие взрывы производятся один раз в час, то годовое производство делящихся материалов составляет — 35 тонн…"

Казалось бы, слишком уж фантастический проект предлагают ученые! Однако его судьба решается не сразу. Да, возникает очень много технических проблем, если решиться на создание такой установки, да, необычно выглядит сам проект, где в роли горючего выступают термоядерные заряды, да, ничего подобного никогда не существовало, — но и о самом термоядерном оружии еще совсем недавно ничего не было известно! Более того, физики были убеждены, что воспроизвести процессы, идущие на Солнце, в земных условиях невозможно… Однако искусственные солнца зажглись на ядерных полигонах, почему уже их нельзя использовать во благо людей, а не для их уничтожения?!

От Ю. Трутнева и А. Певницкого требуют провести экономические обоснования проекта, который они предлагают. И в 1964 году появляется очередная секретная работа, в которой ученые дают экономические оценки своим предложениям.

В частности, они утверждают:

"Попытки осуществления управляемой термоядерной реакции наталкиваются на ряд принципиальных трудностей, и маловероятно, что на ее основе в ближайшее время будет создана промышленная энергетическая установка. Гораздо большие успехи достигнуты на пути создания систем, в которых осуществляется расширенное воспроизводство ядерного горючего. Уже сконструированы и успешно работают реакторы-бридеры на быстрых нейтронах, имеющие коэффициент воспроизводства заметно больше единицы.

По нашему мнению, вполне реальным и, возможно, перспективным, особенно в период постепенного перехода энергетики на ядерное топливо, является получение электроэнергии и активных веществ путем многократного проведения взрывов термоядерных зарядов в стационарной установке…"

Рождается новый термин: авторы предлагают называть такую установку "взрывным термоядерным реактором — ВТР".

Экономические расчеты работы ВТР показывают, что при использовании специальных зарядов можно добиться, что активное вещество будет полностью восполняться, и в этом случае цена получаемой электроэнергии будет сравнима с себестоимостью энергии, вырабатываемой на АЭС. Образно говоря, такой термоядерный реактор превращается чуть ли не в "вечный двигатель" — он потребляет столь же плутония и урана, сколько и вырабатывает!

Сооружение ВТР, конечно, дороже, чем одного блока АЭС, но приведенные Ю. Трутневым и А. Певницким расчеты показывают, что такое строительство вполне по силам любому из государств "большой восьмерки". Это в десять раз дешевле, чем полет на Луну! Кстати, личных средств всего лишь одного олигарха, облюбовавшего нынче камеру в "Матросской тишине", хватит на два ВТР.

Конкретные цифры в открытой печати пока публиковать нельзя, так как стоимость производства плутония и других активных материалов все еще относится к секретным данным.

В 60-х года проект, предложенный учеными Арзамаса-16, не был реализован. Вскоре все ядерные взрывы, как военные, так и мирные, попали под международный запрет. Американцы, которые в этом направлении сильно отставали от наших ученых и конструкторов, сделали все возможное, чтобы сначала затормозить, а потом и вовсе добиться прекращения подобных работ в России. Это им удалось. И теперь дерзкие и оригинальные проекты наших ученых попали в разряд "фантастических".

Может быть, мы все-таки научимся зажигать так нужные нам земные звезды?!

Читайте все публикации в серии "Чаепития в Академии"

Читайте самое интересное в рубрике "Наука и техника"