Сколько ни скреби русофоба, патриота нет

Я дал объявление: "Ищу добропорядочного и толкового оппозиционера и/или белоленточника с целью создания плодотворной и конструктивной дискуссии". Нужно признаться, на мой призыв откликнулись не хамы и подонки, весь смысл существования которых в сети заключается в том, чтобы оскорбить своего оппонента и, оставаясь вне досягаемости, вылить на него ушат словесных помоев и прямых угроз. Мне повезло, таковых не было, видимо потому что я беседовал на поле, где собираются мнящие себя "солью земли" интеллектуалы, противопоставляющие себя и свое мнение большинству общества.

Фото:

Увы, радостный возглас "Эврика!" не сорвался с губ моих. Я искренне пытался понять и готов был выслушать аргументы людей, ненавидящих патриотов и само слово "патриотизм". Интернациональное слово, восходящее к латинскому patria - Родина, Отчизна. Может кто-то сказал и лучше, но вот, например, известный русский философ-белоэмигрант профессор Иван Ильин толковал это слово так: "Патриот предан своему отечеству, своему народу, его духовной культуре, его национальному преуспеянию, его органическому благоденствию; он желает его международной независимости, он служит его сильной и доблестной самообороне".

Почему и для кого это позитивное во всех смыслах слово вдруг сделалось каким-то жупелом? Русофобы представляют "патриота" в комичном виде: зверская морда (бритая или бородатая) битюга, от которого непременно разит перегаром и при каждом открывании рта раздаются матюги или одиозная фраза про жидов, от которых нужно спасать Расею. Авторы такой карикатуры, видимо, не понимают, что сами выглядят не лучше на фоне своих оппонентов. Их образ вырисовывается примерно так: шелудивый очкарик-задохлик (с козлиной бородкой или с мохнаткой под носом). Для пропаганды сойдет и карикатура, но для исследования она никак не годится. Подобно эллинскому философу я взял фонарь и средь белого дня пошел на базар, чтобы найти оппозиционера.

Неожиданно выяснилось, что мой друг и бывший сотрудник редакции Pravda.ru называет себя оппозиционером, белоленточником и русофобом. Удача, подумал я, вот сейчас узнаю, почему люди ненавидят свою Родину, ведь это равносильно тому, чтобы не любить своих родителей, детей, не пытаться сделать лучше свой дом… Интересно узнать, с какой стати человек плюет на могилы своих отцов. Ведь это паскудство и предательство по отношению к их памяти. А как оппозиционеры хотят воспитывать своих чад — вырастить из них будущих "болотных" да "майданных" активистов или патриотов?

Собственно говоря, у этого далеко не нового явления давно есть имя — смердяковщина. По имени персонажа романа "Братья Карамазовы" великого классика отечественной литературы и мыслителя Ф.М. Достоевского. Павел Смердяков выдал такой перл: "В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого, и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы, умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки".

Когда я предложил моему собеседнику согласиться с тем, чтобы не преподавать детям в школе приписываемое Лермонтову сомнительное стихотворение "Прощай, немытая Россия", то последовала отповедь: "я не понимаю твоей реплики о "патриотической" литературе в школе. Это значит, что мы должны детей спаивать с детства, делая их социальными алкоголиками? Да я любого убью, кто с моим ребенком такое будет делать!!! Причем вне зависимости от того, какой масти он "патриот" — государственный или оппозиционный. Я уже излагал тебе свой взгляд на преподавание — детей следует не зомбировать, а учить думать".

Сомнительно, чтобы школа научила думать. Разве что повезет с некоторыми учителями. Но самостоятельно думать — дело хорошее, возразить нечего. Тут работа самостоятельная должна быть. Вот только моя "реплика" касательно конкретного стихотворения заключалась в том, чтобы предоставить лермонтоведам ломать копья над тем, кто написал эти строки, а не втискивать их в школьные хрестоматии! И вовсе не только из-за их пасквильного характера. Стихи неизвестного, сомнительного происхождения изучают с младых лет и запоминают на всю жизнь. Не помнят ни "Бородино", ни "Родину", но со смаком цитируют "немытую". Пускай себе это стихотворение пребывает на страницах полного и академического собрания сочинений, но зачем же тащить его в школу? И что надумает школьник, запоминая его?

Читайте также: Как Крым вывел из спячки русофобов

Почему так произошло в советской школе, ответил уже упоминавшийся Ильин: "Но "советский патриотизм" есть нечто извращенное и нелепое. Это есть патриотизм государственной формы. "Советский патриот" предан не своему настоящему Отечеству (России) и не своему народу (русскому народу)". Мы все знаем, к чему это привело. Когда русский критиковал представителей других "советских" народов, ему тыкали в нос великодержавный шовинизм.

История СССР — по иронии начиналась с царства Урарту — преподавалась двояко. С одной стороны, со времен Великой Отечественной войны, когда были реабилитированы и возвращены имена русских полководцев, князей и царских военачальников, ими можно было гордиться. С другой стороны, продолжалось извращение взгляда на патриотизм. Всех революционеров или противников режима (т.е. царского самодержавия), начиная с декабристов и тех, кого они будили, скопом записывали на славные страницы прошлого. Их противники, начиная с жандармов ("мундиры голубые"), невзирая на их патриотизм, который называли сервильностью, автоматически попадали в разряд негодяев. Отзвуки такого преподавания можно заметить в замечательном телефильме "О бедном гусаре замолвите слово". Тогдашняя цензура вымарала жандармскую должность героя Олега Басилашвили — и смех и грех!

Не отсюда ли утверждение моего визави о каком-то выдуманном патриотизме — государственном и оппозиционном?! Декабристы и Бенкендорф, чекисты и генерал Кутепов, будучи непримиримыми антагонистами, все любили Россию, но по-своему. По логике моего собеседника (тут я выступаю в роли "адвоката дьявола"), одни были государственными патриотами, а их враги — патриотами оппозиционными. Чушь полная. Патриотизм не подобен флюсу, который может быть право- или левосторонним.

А вот в воспаленных мозгах людей, называющих себя "оппозиционерами", происходит аберрация нравственного чувства. Они пытаются прикрыть ее фиговым листком якобы "самостоятельной мысли". Человек или не понимает, как его используют и как на него влияют (конечно, не примитивной пропагандой, типа "капля никотина убивает лошадь"), или верит в магическое словечко "независимость". Где вы видели независимого человека, тем более сообщество или народ? Невольно приходит тоже со школьной скамьи запомнившееся ленинское выражение о том, что "жить в обществе и быть свободным от общества нельзя".

Такие самостоятельно рассуждающие субъекты, которые отказывают патриотам даже в элементарном уме и здравом смысле, ничего не могут возразить в споре. Как можно совместить любовь к родной стране с ее оголтелой критикой? И почему эти двуногие организмы болотного розлива все время норовят подменить любовь к стране и народу с раболепством перед властью и законным правительством? Ответ на поверхности: белоленточники ненавидят русский дух и все с ним связанное.

Вспомните, критика российского правительства и президента начиналась с того момента, когда на высший пост в государстве российском заступил Владимир Путин. Его предшественник вызывал разные чувства, но Запад не воспринимал Ельцина всерьез. США и НАТО делали, что хотели — апогеем их беспредела стала бомбардировка Югославии. Путин нейтрализовал воинственных горцев и вернул в российское лоно Крым — показав всю бездарность и мелкотравчатость прикидывавшихся партнерами нынешних лидеров Запада.

Попытаемся объяснить феномен антипатриотизма на примере из истории одного из первых русских диссидентов. Во времена Петра Яковлевича Чаадаева, написавшего знаменитые "Философические письма", за что по высочайшему повелению был объявлен сумасшедшим, читал в Московском университете лекции молодой профессор греческого языка, кандидат философии Владимир Сергеевич Печерин. 17 февраля 1848 года Сенат Российской империи навсегда изгнал его из Отечества с лишением всех прав состояния в отступление от православного исповедания в римско-католическое.

Такой переворот в его душе свершился не в одночасье, но был подготовлен всею предыдущей жизнью сего яйцеголового мужа. "Я родился в стране отчаяния, — писал уроженец Киевской губернии Печерин о царской России. — Жить в такой стране, где все твои силы душевные будут навеки скованы — что я говорю скованы! — нет: безжалостно задушены — жить в такой стране не есть ли самоубийство?" Тогда по вечерам к Печерину стал являться Серый Карлик. Из признания самого Печерина: "Вы не знаете серого карлика? Да, господа! Он мал, как и все карлики, но иногда он в одну секунду перерастет меня и, стоя за мною, наклоняется ко мне через голову, бесстыдно заглядывает мне в лицо и, насмешливо скаля зубы, шепчет мне на ухо свое позорное имя: Посредственность".

Спустя четыре года после выезда из России Владимир Печерин принял католичество и вступил в проповеднический орден редемптористов, известный своим крайним аскетизмом и религиозным подвижничеством. В отличие от Чаадаева, вскоре после европейских революций 1830 и 1848 гг. разочаровавшегося в Западе, как в идеальной модели цивилизации, Печерин прославился во Франции, Англии и Ирландии как знаменитый проповедник. На родине он известен как автор таких вот "безумных строк", написанных им, по собственному признанию, в Берлине "в припадке байронизма": "Как сладостно отчизну ненавидеть и жадно ждать ее уничтоженья, и в разрушении отчизны видеть всемирного денницу возрожденья!"

Современники Печерина, особенно из числа славянофилов, понимали, что его национальный нигилизм является оборотной стороной его патриотизма и интеллектуальной честности. И при этом наиболее проницательные понимали, что в его личности наиболее остро сказалась болезнь русского духа, несущая в себе (если не принять необходимых мер) угрозу гибели. Что-то надтреснутое в душе у таких людей, какая-то лихоманка гнездится. Речь идет не просто об умных, но более всего о честных людях, а таковых во все времена сущие единицы. Для большинства антипатриотизм — это следование моде, культивируемой в определенной среде. Чистой воды фрондерство и поза.

Мой собеседник, а с ним и его приятель, уехавший в лимитрофную Прибалтику, особенно не приемлют "государственный" патриотизм — это их дело. Но когда я просил объяснить, зачем путать божий дар (Россию) и яичницу (любой господствующий в ней режим), они начинали давать оценку моим способностям рассуждать. Следователя не интересует, что думает о нем подследственный, журналиста, как относится к нему человек, у которого он берет интервью. Я просил растолковать, как становятся в ряды "пятой колонны" и смердяковыми.

От одного из собеседников последовал симптоматичный ответ, мол, я — патриот, называющий себя "русофобом". Прямо-таки по Оруэллу, которого в американском Госдепе читают, но путают с Достоевским, которого не читают. Ну это там, где "мир" — это "война" etc. Зачем же так шифроваться несчастному "патриоту"? Скорее всего, в его кругу стыдно называться патриотом. Как бы свободомыслящий и независимый интеллектуал брезгует, страшится, бежит от такой дефиниции. Сколько не скребу русофобов, а патриотической начинки в них не нашел.