"Король Лир": Еще раз о трагедии отцов и детей

Человек-невидимка Уильям Шекспир написал гениальные пьесы. Создал своего рода мирскую Тору. Тридцать семь пьес. Шекспир — это культурный код, ключик. Одна тридцать седьмая его ценного наследия — трагедия "Король Лир". Израильский режиссер Михаил Теплицкий (он уже известен и в России) поставил весьма неординарного и загадочного "Лира".

Фото: Источник: фотоархив Pravda.Ru. Автор фото - Борис Равич

Неординарный и загадочный "Лир"

Великое искусство занимает в мире совершенно определенное место. Место великого искусства. Мы можем нести полную чушь, типа "я Кафку не читал, но утверждаю…", или "я Чехова не знаю, и горжусь этим…", а искусство, настоящее, великое, все равно догонит и произведет некие манипуляции. Оно ведь и должно производить манипуляции, колдовать. Оно не жизнь, оно — искусство.

Не туповато-усредненные пословицы и поговорки, этот свод правил для обывателя, а мощный субстант грозовых, почти мистических образов врывается в души и жизни. Мы словно привиты Гомером, Шекспиром, Пушкиным, Моцартом… Страны и нации начинались с поэзии. Со сказки. С рисунка на камне или дереве. Мы всегда будем помнить, что и как невидимый и неведомый бард написал нам о нас. О подлом убийстве достойного короля. О принце, которого подло лишили отца и друга. О том, как любящая женщина травит мужчину ядом тщеславия и властолюбия. И потихоньку убивает в нем человека…

Барда уже никто и никогда не разоблачит, он так и будет лишь рукой с пером, легко касающейся листа. Ни портреты, ни маски, ни доводы специалистов вопроса в нашем неведении нам не помогут. Человек-невидимка Шекспир написал гениальные пьесы. Создал своего рода мирскую Тору. Тридцать семь пьес. "Шекспир" — код, ключик. Одна тридцать седьмая его наследия — трагедия "Король Лир".

Израильский режиссер Михаил Теплицкий (он уже известен и в России; в Пензе, Тюмени, Ярославле с успехом идут его спектакли) поставил весьма неординарного и загадочного "Лира". Вариацию на всеобщую тему, на тему земной судьбы отцов и детей.

На самом деле все мы родом из семьи. Счастливой или трагичной. Злой или доброй. И драматургия дома определяет нашу суть. Всю жизнь мы что-то доказываем маме, отцу, замаливаем грехи, досадливо морщимся при упоминании определенных эпизодов. А если нет — то это исключение только подтверждает правило.

В театре "Маленький", который живет в самом центре Тель-Авива, в лысоватом одиозном скверике Ган-Меир, очень небольшой зал. За его стеной всегда собачий лай. Туда, к ограде скверика приводят из питомников ничейных собак- и ждут, что их кто-то возьмет в дома. В семью. Поздним вечером, пробираясь к театру "Маленький" через коробки и крышки клеток, я виду этих одиноких и ничьих четвероногих. И почему-то думаю о человеческих семьях. О людях. О Лирах и разных детях. А тут и спектакль приспел. "Маленький" — театр-бутик. Ручная, штучная театральная линия. Особая.

Этот театр — не завод. Зритель — особый. Есть качество — и его могут оценить избранные. Спектакль смотришь не на стадионе — а в камерном, эрмитажном, душевном и духовном месте. "Лир. Куклы и люди" — спектакль редкий и драгоценный. Как черная икра. Как алмаз "Кохинор". Черное и белое — цвета спектакля, поставленного Михаилом Теплицким. В черном пространстве (в ночи, в долгом пути) мечутся белые сполохи. Герои одеты в черное и белое. Своей тайной жизнью живут белые куклы без лиц. Они — тоже живые. С характерами и ритмикой движения. Бьет барабан. Идет война-жизнь. Куклу короля-отца жадно рвут на части, грызут, мотают по полу злобные дочки.

Самого короля Лира в спектакле нет

Фрейд бы сказал здесь что-то значительное и многотрудное про комплексы. "Девочки побеждают свои детские страхи"…Они побеждают комплексы — и умертвляют в себе человеков. И злобно стонут над грудой бумаги. Той, которая может донести до потомков бессмертные строки — и стать пищей для костра. На ней могут написать донос. И приговор…

Бумага царит на сцене "Маленького" в спектакле "Лир". Бумага зла и беспардонна. Хрустит. Шипит. Плещется. Текут слова и строки. Люди из истории про Лира теряют всякую человеческую суть.

И только Том (униженный и оболганный с помощью бумаги, подложного письма законный сын Эдгар, переодетый, ставший куклой в чужой игре, в жестоком игрище) знает, что придет время правды. Должно придти. Так хочется, чтобы пришло…

А Лира, самого короля, этого самодура и наивного папаши, в спектакле нет. "Лир" без Лира — это смело. И без Корделии. И без Шута. Короткий и ясный. Режиссер Теплицкий умеет отметать и отсекать. Ему нужен был не сам Лир, а пример. Вариация. И Глостер, другая сторона той же медали, модуляция, иная линия лировского архетипа, вполне подошла.

Глостер — это еще один лир….Глостера по-кукольному доверчиво и открыто, простодушно и душевно играет Дима Росс. Он не могущественный граф, не придворный, не воин — а слепой юнец, мальчишка, сиротливый и одинокий. Из двух сыновей он задиристо и цинично выделяет законного. Непристойно шутит и забавляется ситуацией с незаконным. Масляно посмеивается над прошлой интрижкой с его мамашей. И платит потом за это страшную цену. И слепнет окончательно, нравственно и физически. И затихает, словно тает, в свете этой длинной белой ночи (ночь плюс белоснежная груда бумаги, этакая безбрежная Антарктида для одинокого человека).

Гонерилья (Ксения Мороз) и Регана (Адас Эяль), две змеи в платьях придворных дам, в этой белой униформе, скрывающей черные мысли. Дочери- убийцы. Они пытаются убить и всех прочих, сбросить с повозки, истоптать в прах. Зачем? Чтобы стать еще более одинокими. Богатыми (возможно). Вдовами-паучихами. И уже ни с кем не соревноваться.

Адас Эяль и Ксения Мороз точно и убедительно играют хрупких и несгибаемых дамочек. Таких закованных в броню. Когда брезгливый поворот головы или презрительно сжатые губы рисуют портрет и судьбу. Зло и сердечный холод.

Эдмонд (он же рассказчик, задорный и молодой, мускулистый) хочет спихнуть, уничтожить брата. Любой ценой. И преуспевает в этом. Леон Мороз играет размашисто и уверенно, громко, искренне. И потому он страшноват — ведь не видит в себе никаких изъянов. Не кается. Деловит. Практичен. Эдгар (он же бродяга Том, странный и молчаливый, но живой, живой — и человечный, именно так его играет Ори Леванон) наблюдает. Старается не умереть от горя. Выстоять. Чтобы спасти, вынести с поля боя разбитого наголову папашу. Убаюкать, как ребенка.

В этом "Короле Лире" нет любви

Музыка блестящего мастера, композитора- психолога Евгения Левитаса передает сердечный ритм, страх, боль, нарастающий ужас. Балансирование на пороге пропасти. Она соединяет — ювелирно, остро — все детали спектакля- механизма. Кукольной повести о черном и белом. Хотя белое тут — только отголосок черного.

В этом "Лире" нет любви. Ей неоткуда взяться. Есть текст барда-гения. Наши наблюдения. Авторский замысел. Герои — искатели. Есть зависть, жажда наживы. Возможно — чувство долга. Но иногда и этого одного достаточно, чтобы не оскотиниться. Не стать демоном.

Идея спектакля принадлежит Борису Ентину, перевел трагедию "Король Лир" на иврит Дори Парнас. Режиссер Михаил Теплицкий, работающий на стыке культур — всемирной, русской, израильской — создал жесткое и современное зрелище. Маленькое, короткое. Но взрослое и многослойное.

Сценография и костюмы Вадима Кешерского в точности, безоговорочно соотносятся с замыслом режиссера, со стилем игры актеров. Будто он сначала все вместе с режиссером увидел — а потом нарисовал и спроектировал. В "Маленьком" живет театр Шекспира. Загадочного, тайного драматурга. Место которого в мире такое простое — это место великого искусства.

Также по теме: 

Антон Чехов предсказывал конец света

Минская бурлеска: от "Кармен" до "Анюты"

"Белые ночи" на израильский манер