Борис Альтшулер о проблемах безнадзорных детей

Альтшулер: "Сироты — это очень дорогой проект"

События вокруг интернатов в Павловске и Разночиновке показали: российская социальная система калечит детские жизни. О тех, кто пытается что-то изменить, о тех, кто этим изменениям мешает, о "детях улицы" и о жизни за стенами интернатов "Правде.Ру" рассказал член Общественной палаты, глава общественной организации "Право ребенка" Борис Альтшулер.

Несмотря на то, что чиновники всех рангов говорят нам, что проблема детской безнадзорности решается на высшем уровне, реальных изменений не видно. В чем проблема?

— Проблема не решена. Я бы сказал, она находится в стадии "попытки решения". Мы прекрасно понимаем: не все, что указывают свыше руководителям того или иного уровня, воплощается в жизнь. Не так давно я принимал участие в заседании рабочей группы Совета Федерации по вопросам охраны детства. Эта группа должна составить национальный план по защите детей. Но главное не в том, чтобы появился очередной красивый текст на бумаге, а в том, чтобы были даны первоочередные рекомендации. Только так проблема начнет решаться. Проведя несколько лет в Общественной палате РФ, я оказался близко к тем местам, где предпринимались эти "попытки решения". Если ты находишься там, сразу видно, кто реально хочет, а кто намеренно тормозит. Во всяком случае, можно увидеть, почему оперативные решения принимаются не сразу. А не принимаются потому, что есть мощное противодействующее лобби.

- Насколько правдива официальная статистика числа безнадзорных детей в России?

— Я бы расширил понятие "безнадзорности" до понятия "неблагополучия". Термин "неблагополучие" более информативен.

Теперь о безнадзорности. Иногда путают безнадзорность с беспризорностью. Это неправильно. Еще лет восемь назад начальник департамента соцзащиты в Тюменской области выступала на пресс-конференции, где озвучила данные: "У нас в банке данных Тюменской области около двух тысяч безнадзорных детей, из которых только двое официально признаны беспризорными". Безнадзорный - это тот, у кого есть дом, есть родители, но он постоянно болтается без присмотра. У беспризорного нет ни дома, ни родителей. В общем, как в Гражданскую войну. Таких, на самом деле, сейчас мало. Безнадзорных, наоборот, очень много.

Читайте также: В детский сад через баррикады

Фото: AP

Что касается официальной статистики по безнадзорным детям, именно по безнадзорным, то вы ее нигде не найдете. Ее невозможно дать, потому что нет такого документально зафиксированного понятия. Зато можно четко сказать, кто сейчас является безнадзорным ребенком. У него есть дом, папа с мамой или одна мама. Но этот ребенок предоставлен самому себе. В школу он, как правило, не ходит или ходит нерегулярно. Дома он также появляется нерегулярно, даже ночует там крайне редко. Уличный он или домашний, непонятно. Я сейчас пытаюсь дать объективное определение того, что можно назвать "детской безнадзорностью". Единственная статистика, которая хоть что-то может дать, — это статистика по количеству детей, задержанных сотрудниками МВД на улице или на вокзале в течение года. Задержанных по причине того, что они где-то болтаются, вместо того чтобы сидеть на уроках в школе. Практика такого задержания начала осуществляться с января 2002 года после прямого указания президента. В принципе, это правильно. Что касается официальных цифр на сегодняшний день, я, к сожалению, такими данными не располагаю. Могу сказать, что за 2003 год было задержано более семисот тысяч таких детей. По сути, президент потребовал тогда от милиции, чтобы она хоть что-то делала. Этих детей задерживают, потом передают в социальные центры, кого-то отправляют в больницы. Когда все это началось, президент потребовал, а Рушайло (Рушайло Владимир Борисович до 2004 года был секретарем Совета Безопасности РФ. — Ред.) и МВД в целом этого делать не хотели. Пришлось применить властные меры, и милиция стала этим хоть как-то заниматься. Раньше ведь как было: милиция задерживала только тех детей, которые совершили правонарушение, а стайки безнадзорников, нюхающие клей, ее не интересовали. Дикость. Во всем мире любой полицейский отреагировал бы на ребеночка, который нюхает клей на улице, а наш милиционер проходил мимо.

Когда изучаешь проблему детской безнадзорности, создается впечатление, что детей специально кто-то делает беспризорниками, и эти люди чувствуют себя совершенно безнаказанными.

- Дело не в том, что кто-то конкретный делает ребенка безнадзорным. Дело в том, что те оперативные решения, которые принимаются наверху, не выполняются на практике. А все потому, что нынешняя российская социальная система на такое не способна. Поэтому не ведется практически никакой работы на местах. В стране сейчас семьи предоставлены самим себе, ими никто не занимается. Особенно это ярко проявляется в социально неблагополучных семьях. 25 мая 2011 года специальная комиссия Общественной палаты РФ разработала и утвердила предложения по конкретной работе на местах. Эти предложения были разосланы и в регионы, и в Минобразования, и Татьяне Алексеевне Голиковой в Минздрав. Мы, то есть члены этой комиссии, предлагали, как конкретно повернуть всю российскую социальную систему лицом к россиянам. Семейные кураторы, уличные соцработники, социальные няни… У нас в России ведь ничего подобного нет. Есть только финансово-распределительная система в виде собесов и тамошних чиновников, которые только и делают, что сидят и ждут, кто к ним обратится. Но это не социальная защита, а всего лишь распределительная контора. Понятно, что нужно все кардинально менять.

Фото: AP

 

Читайте также: Милосердие — монашеское ли дело?

И так же очевидно, что большинство российских семей можно смело считать социально неблагополучными, и это не обязательно семьи, где родители — социальные маргиналы. Ситуация банальная: или нет работы, или задержки зарплат, или еще что-то. Вот и пьют, или настолько погружены в борьбу за жизнь, что ребенок стал безнадзорным. Тут еще детей отнимают у родителей. Был недавно случай в Воронежской области: у одинокой матери пятерых детей работники соцзащиты отняли детей. Потому что мать пахала как проклятая, чтобы их прокормить. Не было времени смотреть за детьми, вот подростки вечно где-то шлялись. Один раз милиция задержала, второй, третий… Они ничего не делали, только на улице болтались. Один раз этой несчастной маме впаяли штраф, триста рублей, потом пятьсот рублей. Она даже не являлась в органы, потому что некогда. А потом суд принимает решение о лишении родительских прав. Этих детей мы отбивали девять месяцев. Пока мы за них бились, кое-кого из них уже успели в интернатах изнасиловать. Их удалось отбить только благодаря Татьяне Яковлевой — советнику Уполномоченного по правам человека РФ Владимира Лукина. Этот случай — показатель того, как "работают" наши органы опеки. Могут только оштрафовать бедную маму, отнять у нее детей, а реально помочь не могут.

Второй источник безнадзорности — это дети из интернатов. Потому что они бегут оттуда. Бегут по совершенно объективным причинам. В России очень мало хороших интернатов. В большинстве наших интернатов безумно скучно, во-вторых, можно умереть с голоду. И еще там насилие, в том числе сексуальное, полный беспредел. Вот и ответ на вопрос, кто это делает. Понятно кто. Екатерина Лахова это делала нарочно, когда протаскивала закон об опеке. А этот закон только и нацелен на то, чтобы разрушать семью. Конечно, это не специально безнадзорных плодили, это было направлено на то, чтобы сирот побольше было в государстве.

Вы часто говорите о "Россиротпроме". Кто, на ваш взгляд, руководит этим кошмарным трестом?

— "Россиротпром" — это метафорический образ, и разумеется, конкретных руководителей у него нет. Речь идет о следующем: в региональных социальных департаментах есть источники поистине гигантского финансирования, соответственно, питательная среда для коррупции. Сегодня Валентина Александровна Петренко, член Совета Федерации, озвучила такую цифру. Любой отказной ребенок на протяжении 18 лет своей жизни обходится государству в миллион долларов. Это примерно сто тысяч рублей в месяц. Вот и представьте, какие бюджеты у социальных органов в регионах.

Фото: AP

Когда мы говорим о наших тратах, мы можем ужасаться: "Ой, как плохо мы живем". Чиновники из социальных департаментов видят картину иначе. Для них чем больше бюджетных ассигнований, тем лучше. Это показывают скандалы с томографами. Чем дороже, тем лучше. Потому что с дорогих проектов больше откат в карман. Сироты — это очень дорогой проект, от которого чиновники отказываться не хотят. Конечно, у нас регионов много, все там неравномерно, но тенденция налицо.

Дети в братских могилах: нарушения без ужасов

Есть еще такая вещь, как коррупция при усыновлении. Систему российского усыновления надо менять радикально. Она настолько вся прогнила и коррупционна, что страшно становится. Еще более страшно, что все это заложено в федеральные законы. Она очень закрыта, посторонних туда не пускают. Сейчас ее практически нельзя изменить. Только начисто поломать.

Могу сказать, кто лоббирует эти людоедские законы. Эти имена хорошо известны. Если вы наберете в интернете два слова: "Лахова" и "патронат", — то увидите, сколько грязи вылила Екатерина Лахова на замечательный новаторский российский опыт патронатного воспитания за три года, прежде чем она его добила до конца. Очень много грязи. Потому что патронат, как только начал входить в регионы, стал стремительно разрушать старую систему. К примеру, когда какую-то семью, решившую взять ребенка, сопровождают специалисты патронатной службы, тогда в российские семьи можно отдать 95 процентов детей-сирот. Как среагируют социальные департаменты на местах? Сразу поднимется бюджетная тревога. Сироты — это деньги. Появится патронат, сократятся ассигнования на сирот. Возникает заказ на поставку сирот. У нас каждый день появляется примерно триста сирот. Это государственная статистика. В 2010 году было зафиксировано 106 тысяч детей-сирот. Это и есть поставки товаров для "Россиротпрома". И эту систему Лахова не дала остановить. Хотя остановить было можно. Еще раньше, чем закон о патронате был заблокирован, в Министерстве образования и науки и других ведомствах были разработаны четкие предложения по поддержке социального патроната, патронатных семей. Было видно, что эта система реально работает с семьей, направлена на то, чтобы было меньше сирот, работает на восстановление семьи как таковой. Некоторые сотрудники органов опеки жалуются мне лично: "Как нам не хватает работы с семьей". Мы же должны либо не обращать внимания на бардак, окружающий нас, либо разбирать его. А чтобы привлечь социальных работников к реальной работе с семьей, нужны инструменты, которых у нас нет. Нет такой нормы, нет такого обязательства, работать конкретно с семьей. И такая ситуация по всей стране.

 

Многие защитники прав детей говорят, что нынешние российские детдома только способствуют росту числа беспризорников. Так ли это?

— Я уже сказал, что из детдомов дети бегут. И еще… Вы посмотрите на судьбы выпускников детских домов. 18 лет, вроде бы взрослые… Какие они там взрослые?! Без какой-то социализации они пропадают. Известны страшные цифры, когда выпускники детдомов спивались, кончали с собой. И бомжами становились, теряя квартиры, и тому подобное. В московском Южном Бутове дают квартиры всем выпускникам детдомов. Это, пожалуй, единственный район Москвы подобного рода. Но сами выпускники детдомов предпочитаются кучковаться в одном месте, потому что сами не подготовлены к нормальной жизни. Собираются кучей в одну квартиру, остальные квартиры сдают, так и живут годами. До 23 лет, по закону Москвы. А в это время уже на их квартиры есть "охотники". Такое происходит, и неприспособленные к жизни вчерашние детдомовцы становятся бомжами.

И еще по поводу интернатов. Не так давно в Словакии был принят закон о том, что число детей в интернате не может быть более семи человек. А до того было, как у нас: и пятьдесят, и сто, и больше. За два года словаки разукрупнили все интернаты, ввели семейные воспитательные группы, наладили работу с больными детьми. Специалисты могут быть не только в интернате, они могут быть и в приемной семье. Это и есть патронат. Словаки это смогли, а наша Лахова этого у нас не захотела. В итоге словаки получили реальную работу с семьей, резкую экономию бюджетных средств, а мы остались ни с чем. На первых этажах зданий в ряде стран Европы есть квартиры, где такие дети живут по пять, по три человека. С ними живут воспитатели. Это делается для тех детей, которых просто нельзя отдать в семью. Эти дети в итоге восстановили отношения со своими кровными родственниками. У кого остались родители, то эти дети устанавливают социализирующие отношения со своими родителями. И это возможно не потому, что за ними стоит интернат, а потому, что за ними стоят службы, которые помогают им. Если ребенок возвращается в семью, то государство может спокойно вздохнуть. Нет таких бешеных денег, которые вкладываются в социальную сферу. Но за эти деньги и держится "Россиротпром", поэтому он не хочет лишаться этой заветной кормушки. Экономия бюджетных средств — смерть для "Россиротпрома".

Какие объективные причины того или иного характера сейчас рождают социальное сиротство?

— По статистике, если у нас триста сирот в день, то 138 из них появляются в результате решения судов о лишении кого-то родительских прав. А причины, они известны. Это то, что называется асоциальной ситуацией в семье. Это когда детей оставляют где-то, насилие в семье. Очень много отказных детей. Опять же из-за социального неблагополучия, из-за того, что с такими мамами никто не работает. Есть еще дети, которые рождаются больными. В общем, мотивации бывают разными. Но мы сейчас говорим о детях-сиротах, которые официально получили статус сироты. Многие из них стали таковыми по заявлению родителей, когда родителям говорят: "Все!" Но… также есть еще много несирот в интернатах. Таких в 2009 году было 230 тысяч человек на страну, людей, которые всю жизнь живут в интернатах. Такие дети сданы в интернаты по заявлению родителей. Почему так? Потому что это дети с ограниченными возможностями. Они постоянно находятся в спецшколах-интернатах восьми видов и еще в социальных интернатах. Как видите, государственная помощь семье тут тоже ограничивается разделением семьи: детей отбирают у родителей.

Ребенок оказался на улице, в мире, который живет по своим жестоким законам. Что он обычно делает дальше? Каково его психологическое состояние?

— Дети, живущие на улице, — это, как правило, семейные, родительские дети. Они безнадзорные, из неблагополучных семей. Беспризорников, как в Гражданскую войну, из них немного. Есть такие, которые постоянно болтаются между домом и улицей, между домом и каким-нибудь углом. Таких гораздо больше. Для многих из них улица — родной дом. Это очень плохо, потому что уже психологически трудно вырвать такого ребенка из лап улицы. Конечно, есть и такие, которые хотят, чтобы кто-то ими занялся, чтобы для них нашлось место в огромной Российской Федерации. А места не находится. Кроме детского дома. А это тоже очень плохо.

В советское время были замечательные педагоги: Макаренко, Сорока-Росинский. Они оставилиуникальное наследие по работе с проблемными детьми. Есть ли кто-то подобный в наше время?

— Да, такие замечательные люди были, и наследие их уникально. Но уникальность этих людей в том, что они привнесли в тогдашнюю систему что-то свое и даже шли против системы. Нельзя говорить о том, что в советской педагогике были одни Макаренко. В интернатах был ужас. Гораздо хуже, чем сейчас. Не стоит и сравнивать. Как они там голодали, умирали… Я читал документы об этом и не сравниваю тогдашнее время с нашим. Брежневскую эпоху в расчет не беру. Были и безнадзорные, и беспризорные, которые по трубам и котлам ночевали, и в интернатах творился кошмар. Есть и сейчас потрясающие педагоги, даже отдельные интернаты есть. Есть люди вроде Светланы Николаевны Кузьменковой из Смоленска. Эти люди сумели превратить свои интернаты в службы семейного устройства, всех детей устроить по семьям. Эти люди сумели спасти проблемных детей от страшных социальных интернатов.

 

Примеров множество: это и Вера Дробинская, которая усыновляла отказных детей. Она спасла их от кошмара интерната из Разночиновки. Но при этом как ее в Астрахани третируют! Астраханская область в социальном плане — это вообще мрак. Вася Макаров оттуда, мальчик, которого лично посещал Астахов и просил: "Отдайте мальчика в семью". А его не отдают. Система "Россиротпрома" в Астрахани процветает, потому что вцепляется в ребенка мертвой хваткой. Понятно почему. За каждым таким ребенком — большие деньги. И у этих людей установка: не выпускать. Разночиновский интернат — это "месторождение", и ресурсом, "нефтью", "газом", там выступают дети. У директора этого интерната и руководителя местного департамента соцзащиты господина Лукьяненко установка: чем скорее эти дети умрут, тем лучше. По их мнению, это не люди, а трава, настолько они тяжело больны. А когда Вера Дробинская взяла таких детей к себе, они оказались смышлеными и живыми ребятишками, сейчас ходят в обычную школу, делают успехи в учебе. Доктор Дробинская их спасла, а система готова убить.

Могут ли уполномоченные президента по правам ребенка решить проблему беспризорности на местах?

Общую тенденцию исправить нельзя. Потому что безнадзорность, беспризорность проистекают из социального неблагополучия. Может ли человек, назначенный президентом РФ защищать права детей, исправить все в корне? Он может что-то сделать, но решить проблему он не в силах.

Какова, на ваш взгляд, реальная роль РПЦ в решении проблемы безнадзорности?

— Нулевая! К великому сожалению, нулевая. Они делают свою пропаганду, ничего при этом не делая. Это я говорю официально. На местах какие-то инициативы бывают, открывают какие-то приюты. Но это не системная работа. РПЦ вполне способна на такую работу, но не делает ее.

А какова реальная роль государства? Иногда кажется, что никакая…

— "Государство" — понятие относительное. "Россиротпром" — это и есть государство. Но есть в государстве и другие люди, которые страдают от такого положения дел, в том числе и чиновники. Да, есть такие, которые мечтают о том, чтобы все исправилось. Такие люди есть и на самом верху. Сейчас ключевая роль в этом процессе принадлежит вице-премьеру Александру Жукову. Он этой весной был назначен председателем комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав. Было поручение президента, чтобы отдельная комиссия осуществляла единую работу по защите прав детей. Сейчас этой комиссией готовятся соответствующие документы. Ведется работа с Министерством образования РФ.

Чем может реально помочь беспризорнику обычный гражданин России? Каковы должны быть первые шаги тех людей, которые не могут остаться равнодушными?

— Обычный гражданин, увидев безнадзорного ребенка, просто обязан сдать его в полицию. Иначе он просто преступник. Граждане бывают разные. Один нормальный, а второй — педофил. Другое дело: мониторить ситуацию у себя, в интернете или где-то еще, а потом передавать информацию в Общественную палату РФ или детскому омбудсмену. Освещение работы социальных служб, другая информация, это должно быть известно всем.

Сейчас появилась определенная группа людей, которая этим активно занимается. В основном это молодые родители до 35 лет. Они выступают волонтерами, собирают информацию, общаются с проблемными детьми. В работе с детьми они зависят от прихоти детдомовского начальства, пустит оно или не пустит. В 2007 году, правда, был заключен уникальный договор о сотрудничестве между детскими домами в Подмосковье и благотворительной организацией "Волонтеры в помощь детям-сиротам". С тех пор сотни волонтеров ходят по детдомам Подмосковья и помогают детям. То же самое надо внедрить и в отношении других интернатов. Детям, которые находятся там, очень нужны друзья "из другого мира", настолько они изолированы от этого мира. Но это интернатовский ребенок. Уличный ребенок — это совсем другое.

Автор Артур Приймак
Артур Приймак — философ, бывший корреспондент Правды.Ру *