Лидия Артамонова: У корриды есть и женское лицо

О философии испанской и португальской корриды, подготовке корридных быков, лошадей, о том, почему это зрелище по-прежнему так популярно в некоторых странах, главному редактору Pravda.Ru Инне Новиковой рассказала Лидия Артамонова, единственная в России женщина-тореадор, с успехом выступавшая на аренах Испании, Португалии и Франции.

— Неужели тореадор — это еще и женская профессия?

— Всегда существовали мужской и женский стиль корриды. Но Жорж де Оливеро, у которого я училась, говорил: "Если хочешь выступать, как мужчина, то будешь выступать, как мужчина". Мне это более было интересно — мужской стиль корриды. Это "супермачистский" стиль, когда тореадор изначально отдает преимущество на арене быку. Женщины, когда я начинала, так еще никогда не выступали. Но это, конечно, означало, что я буду напрямую конкурировать с тореадорами-мужчинами.

— Что это означает — "оставить преимущество за быком"?

— Дать ему первым сорваться, начать атаку, заступить на его территорию. Бык не атакует просто так, есть территория, которая находится под его контролем, и есть территория, которую он оставляет человеку или человеку и лошади. Когда человек заходит на эту территорию, он провоцирует атаку.

Что такое вообще "коррида"? Это борьба за контроль над территорией на арене. Человек потихонечку ее отвоевывает. Это поединок, дуэль, в которой главную роль играет свой непреложный дуэльный кодекс чести. Тореадор должен в итоге одолеть быка на его территории, и если это коррида без убийства, то навязать животному свое присутствие на его территории.

— То есть, если тореадор будет просто стоять с мулетой на своей территории и не двигаться, то бык к нему вообще не подойдет?

— Тореадор провоцирует его, заступая на его территорию. Он никогда не нанесет ему удар в спину. То есть бык должен быть человеком предупрежден, он должен сорваться с места, и только после этого человек и лошадь начинают атаку на быка. Они должны соединиться, и в момент, когда голова быка находится у груди лошади или у стремени, наносится удар. Это классический и наиболее опасный тип корриды.

— Кажется, все на арене происходит по одному и тому же сценарию. Или я не права?

— Безусловно, роли на арене распределены. Но не итог. Вот недавно, к примеру, погиб тореадор. Смертельные случаи, правда, редки, чего не скажешь о серьезных травмах, полученных на арене, на тренировках. Даже в Португалии, где в отличие от Испании, коррида происходит без убийства.

Коррида — логическое продолжение культа бычьих плясунов крито-микенской цивилизации, она растет из двух культов — языческого и христианского. Языческого поклонения плодородию, где бык его символизирует.

Когда юг Франции, Испания, Португалия были частью исламского халифата, их жителям нужно было найти некую национальную, религиозную идею, которая объединила бы их. Тогда рыцарь Родриго Диас де Вивар, Сид Кампеадор под девизом "Так хочет Бог" начал устраивать поединки христианского всадника с быком. В принципе, это знаменовало собой столкновение христианства и ислама. И когда мавров вытеснили из Европы, когда в Северную Африку пришли французы, они построили первые арены, на которых проводилась коррида в назидание местным жителям: никогда не возвращайтесь в Европу.

Поэтому когда идет "пасеу", приветствие публики, то на всех парадных плащах пеших вышиты Богородица, изображение Христа, Фатимская Богородица. Так что это, на самом деле, служение, служение на арене. Когда находишься на арене, реально ощущаешь себя в руках Бога. Неверующий человек просто не сможет выступать на арене, он не выдержит этого стресса.

— Но почему и сегодня в Испании, Португалии коррида остается таким важным зрелищем, национальной идеей? Почему, например, не футбол?

— Футбол тоже, но коррида, в отличие от него, покоится на трех столпах -христианской вере, чувстве собственной земли и семейных ценностях и традициях. Коррида для них — это мужество, это защита своей земли, это поддержание здоровой генетической агрессии. Потому что когда мы смиряемся, мы видим, что происходит в Европе: людей убивают, режут, как баранов. А европейцы говорят: мы их примем, мы будем жить под исламистами.

Коррида — против этого. Если приходят ко мне захватывать мою землю, я костьми лягу, я ее защитник, мужчина, я тореадор и на свою землю никого не пущу.

На юге Франции во время правительства Виши, в 1940 году, была тореадор Эмма Колей. Первое, что ей сказали нацисты, — ни одной корриды на юге Франции. А там 75 официальных арен, в том числе еще римские. Там очень сильная энергетика, их стены помнят еще бои гладиаторов. Но французы не бросили проводить корриды, и тогда нацисты расстреляли Эмму Колей и ее мужа.

— На фотографиях на арене вы очень серьезная. Я знаю, вы в бою убили 300 быков и столько же на тренировках. Для вас коррида это просто работа?

— Бык — такой же боец, как и тореадор, у него всегда есть свой шанс. Если он проиграл, то он проиграл, но проиграть может и человек. Просто человек оказывается более подготовленным, у человека есть голова на плечах, чувство анализа. Те, которые кидаются напропалую, обычно долго не живут. У животного, в свою очередь, есть свирепость, физическая сила, потому что это 500 и более килограммов мышц, которых нет у человека. Поэтому их поединок более или менее уравновешивается.

Почему я не люблю пешую корриду? Потому что это коллективное сражение, это не поединок, потому что пеший человек не может сравниться в физической силе со свежим диким быком. Конная коррида изначально уравнивает шансы сторон, одно животное против другого. Мне кажется, это более уравновешенный поединок.

— Вы говорите, что на арене у каждого есть шанс. Какой же у быка шанс? Бывает трагедия, когда погибает тореадор и бык остается жив. Но во второй раз у него, наверное, не выйдет.

— В Португалии вообще нет убийства. Это показ выездки лошади перед рогом быка, где рог быка — критерий подчинения лошади. Но лошадь танцует, зная, что за смертельная опасность поджидает ее и человека.

Каждый тореадор, каждый президент корриды имеют право индульта, то есть помилования. Если все видят, что бык — действительно боец, любой тореадор готов помиловать этого быка. Эта традиция идет еще с римских времен. Участь быка решает президент корриды, и чаще всего он его милует.

Помилованный бык автоматически становится производителем и стоит больших денег. Любой заводчик мечтает, чтобы его быка помиловали, это повышает престиж его завода.

Но, опять же, помиловать быка, который идеально не соответствует критериям будущего производителя, чревато, потому что он будет передавать свой генотип будущему потомству. Поэтому помилование несет в себе очень большую ответственность.

— А если быка не помилуют?

— Если не помиловать, бык пойдет, если коррида без убийства, как любой мясомолочный скот, на колбасу, ту самую чорисо, к примеру, или на экологически чистое мясо, потому что никакие подкормки, никакие химикаты при его выращивании не допускаются, все очень регламентировано. Если коррида с убийством, то быка убьют прямо на арене.

— В общем, у испанцев все идет в дело.

— Да, ничего не пропадет. Но с одним нюансом: если молочная корова живет где-то шесть-семь лет, то корридная матка достигает максимума своей стоимости к 12 годам, когда ее взрослые сыновья вышли на арену и показали себя. Молочной корове такая карьера даже не снится, она умрет раньше.

К тому же как живет молочная корова? На привязи, в коровнике. А боевой скот живет на свободе, в естественных условиях, минимальная площадь под завод составляет где-то 500 гектаров.

— Бык -это туша в 500 килограммов. …

— И более …

— …у которой нет в голове никаких мыслей…

— Нет, мысли есть, их еще называют "загадкой жестокости". В принципе, ни одно животное, даже хищник, просто так, из удовольствия не убивает. А бык убивает. Поэтому католическая церковь долгое время и считала быка исчадием ада: он черной масти, у него пара рогов на голове, будучи травоядным, стремится все время кого-нибудь убить, ему как подпитка нужно убийство. И если нет поблизости человека, лошади, собаки, кошки, он будет убивать себе подобных. У боевых быков даже нет постоянного лидера.

— Говорят, что когда корридные быки растут, они все время дерутся.

— Зимой импресарио покупают будущие корриды. Что такое корриды? Это шесть быков, один запасной. Итого — семь. А закупают и закрывают десять-одиннадцать. Почему? Потому что понимают, что до весны все не доживут, кого-нибудь обязательно убьют.

— А их нельзя содержать отдельно?

— Каждого? Быку необходимо пространство, он же атлет, он должен ходить, тренироваться, и желательно в гористой местности, чтобы поясница была сильная, чтобы он смог бегать. А если это бык под лошадь, тем более, потому что он должен быть такой же сильный, как лошадь.

— Как их кормят?

— Вода в одном месте, корм в другом, чтобы они постоянно проходили по много километров, они же должны тренироваться.

Кстати, по поводу "мыслей быков" — на эту тему есть много работ. Бык очень хорошо анализирует ситуацию, но, правда, только под одним углом зрения: разрушить, убить.

Любой тореадор испытывает большое уважение к своему противнику. В Португалии, к примеру, скажем так, очень чистая академическая коррида. И когда туда приезжали испанцы, у которых было принято, чтобы лошадь ставила ногу на голову убитого быка, местные корридные критики это очень порицали и говорили, что негоже таким образом надругаться над поверженным врагом. Даже убитого быка надо уважать, он честно сражался, он был смел, благороден, как говорят, "нобреза". Это очень большая похвала его заводчику, его селекционной работе.

Не случайно, если даже президент корриды не милует быка, существует такая вещь: уже убитого быка в Испании один или два раза провозят по кругу арены. То есть, он был не столь хорош, чтобы быть помилованным, но все равно за его смелость, проявленную на арене, его останки совершают круг почета. Это называется "арастра".

— Если случается такая трагедия и тореадор убит, что делают с быком?

— Если бык по объективным показателям все же был недостаточно хорош, кто-то из коллег погибшего тореадора в Испании должен будет выйти на арену и убить этого быка. По правилам, нужно довести сражение до конца.

— Быка во время корриды колют пиками, он истекает кровью, — зрелище, прямо скажем, ужасное.

— Я скажу такую вещь — я не люблю испанскую корриду. Я два сезона выступала в Испании и потом прекратила. Потому что испанские пикадоры колют быка в трапецию — это мышца, которая отвечает за подъем головы. Делают они это для того, чтобы сделать его относительно безопасным для пешего человека. В Португалии же пикадоры запрещены. И в конной корриде испанцы начинают готовить убийство уже с первого гарпуна.

И дальше идут бандерильи, которые общие для испанской и португальской коррид. Бандерилья, в принципе, имеет для быка эффект заноз. Я все-таки тореадор, не ветврач. Но на эту тему написана диссертация, ее автор, ветеринарный врач Пьер Мат защищался в Тулузской ветеринарной школе, — "Смерть и раны боевых быков". По поводу португальской корриды, пешей и конной, Пьер Мат пишет, что этот спектакль не может называться "корридой", это, скорее всего, цирковой спектакль, в котором быки, относительно их чувствительности, не получают никаких травм, а получают занозы, учитывая толщину шкуры быка.

Что интересно, кстати говоря, бык без этих заноз быстрее устает. Если не происходит вентиляция крови, у него вырабатывается большое количество молочной кислоты и он быстро теряет силу. Мелкие же раны, как считают ветврачи, только усиливают эту вентиляцию. Поэтому в португальской корриде быки бегают больше в конце, а не в начале корриды.

— Как долго может длиться бой?

— Когда как, в среднем, полчаса на быка. Бывает такое, что на арену выходит некондиционный бык и его по решению президента меняют. Бывает, когда его не меняют. Если он сразу вышел, его обычно меняют. Если он в процессе поединка начал терять, президент может запретить те же бандерильи. В любом случае для заводчика это большой позор. Это, пусть и жестокий, но все-таки шоу-бизнес, в котором идет постоянная борьба за публику, деньги, престиж, славу. И между заводчиками боевых быков идет жесточайшая конкуренция, борьба за признание именно их скота.

— Между тореадорами есть конкуренция?

— Конечно. Как говорят, в корриде, как в шоу-бизнесе нет друзей. Есть дружба против кого-нибудь. Здесь есть и свои импресарио, они живут с процента. У них своя "банка с пауками". В общем, действовать в этом мире нужно с большой аккуратностью.

— Лидия, говорят, что когда во время конной корриды происходит ЧП и человек падает с лошади, для него самое главное — спасти лошадь, а потом уже себя.

— Это действительно так. В основном, в Португалии, потому что там корридой управляет настоящий рыцарский кодекс чести. Лошадь не несет никакой ответственности за поединок. Поэтому португальцы, повторяю, не калечат быков — это первое. Во-вторых, из уважения к лошади, там на рогах у быка надет протектор. Почему она должна получать колотые, рваные раны?

Боевой бык может зафиксировать свое внимание на ком угодно, это уже как ему Бог на душу положит. Но лошадь больше человека, и чаще всего его взгляд останавливается именно на ней. И считается, что тореро, если он в состоянии, не должен убегать с арены, он должен вытолкнуть оттуда лошадь, и в этом ему помогают его коллеги. Тореадор старается переключить внимание быка на себя. Движениями, голосом — как угодно. Плаща у конного тореадора нет, но он может размахивать шляпой, руками — делать, что угодно.

Но был и такой случай, с моим учителем, на корриде на приз "Золотой кентавр", на французской арене Сент-Мари-де-ла-Мер, это в Камарге. Он выступал там на знаменитой лошади Бавшаге и упал с нее. Но лошадь одна приняла поединок, осталась с быком в центре арены, повела его за собой. И тогда президент корриды отдал приз "Золотого кентавра" не человеку, а лошади. Это был единственный раз в анналах корриды, когда приз был отдан не всаднику, а лошади, за ее смелость. Лошадь эта была, конечно, из ряда вон выходящая, такие рождаются раз в полвека.

Корридная лошадь — это всегда личность, другой на арене делать нечего. В отличие от спорта, этих лошадей никогда не бьют. В основном это жеребцы, потому что коррида — это борьба за территорию, так сказать, мужское начало, и жеребец — это мужское начало.

Лошадь должна хотеть это делать. Есть породы военные, а есть не военные. Немецкие породы, к примеру, не военные, так сказать, "ноги в руки и бежать". Настоящая корридная лошадь — это так называемая иберийская порода лошадей: андалузы, лузитаны. Что интересно, если что-то непонятное, что-то пугающее — у них тут же появляется желание подойти и посмотреть. Они очень любопытные и очень смелые по натуре. Это результат многовековой селекции, и вообще не понятно, откуда появились эти лошади, как, собственно, и боевые быки.

Корридная лошадь вообще — это только личная лошадь. На ней больше никто не ездит. У всадника одновременно пять-шесть готовых лошадей. У меня их кавалерия. Параллельно есть еще лошади молодые, которые готовятся. Фактически это даже не профессия, а образ жизни, нельзя просто "закрыть офис" и уйти, 365 дней в году, с утра до вечера человек занят только этим — ездит, воспитывает.

Сначала лошадь в три года пробуют на предмет ее смелости. Есть такая тележка, "крутон" или "турини" называется, с рогами. Смотрят, как лошадь реагирует на прямолинейную атаку, на то, что заложено в ней природой. Если она интересуется, не избегает, а еще лучше — нападает, значит, она, возможно, после трехлетней работы с ней, сможет начать выходить на арену. Тогда начинают работать в выездке, потом потихоньку с этой тележкой. Потом с прирученной коровой, это живой тренажер. Потом идут дальше — сначала уставшие боевые коровы — "тьенты", потом приходим к "новилле" — молодым быкам. И, соответственно, потихоньку начинают продвигать на арены. Но восьмилетние лошади — в принципе, это еще не состоявшиеся корридные лошади. Оптимальный возраст — десять лет и старше.

— До того как вы стали тореадором, вы постоянно жили во Франции…

— Да.

— И как вас вообще занесло в тореадоры?

— Я увидела конную корриду, и она мне безумно понравилось, вот и все. На лошади я к тому времени ездила, но, конечно, не профессионально. Училась в католическом университете на факультете политических наук, специализировалась на социоэкономике. Нашу университетскую церковь, к слову, Дэн Браун описал в "Коде да Винчи". Помню, я очень долго молилась в часовне Богородицы. Логика моего обращения к Богу была простая — мне дать нечего, поэтому возьмите у меня счастье в личной жизни и дайте мне корриду. И, как ни парадоксально, спустя месяц мне назначили встречу у фонтана напротив этой церкви. И предложили… попробовать корриду.

Почему я выбрала Португалию? Я по многим причинам не люблю испанскую корриду — это все-таки цирк, цирк кровавый, за которым часто стоят темные деньги, полученные от проституции и наркотиков, которые "отмывают" именно через корриду. К сожалению, подставные люди от испанцев руководили французскими аренами, поэтому мне в свое время было очень тяжело работать во Франции, я этого не принимала и не признавала.

А Португалия — это чистая коррида, где нет кровопролития, нет убийства, а есть чистый академизм, есть блестящая выездка лошади, но и где, в принципе, нет больших денег, если говорить прямо. Это некое служение искусству. Его называют "дворцовой корридой". Я считаю, что честный поединок — это португальский поединок, где за быком оставляют его физическую мощь. Приехав в Россию, я как раз думала стать здесь не только артистом, а со временем и импресарио. И быков мы планировали разводить в Ростовской области, потому что идеально подходит климат, очень близкий к Камаргу.

— В свое время, собираясь вернуться в Россию, вы рассчитывали и здесь организовывать турниры?

— В Россию меня пригласило в свое время московское правительство, но потом Юрий Лужков от этой идеи оказался. Сама коррида к тому времени уже была расписана буквально посекундно, в ней не предполагалось использовать даже португальские гарпуны, просто палки. Ну, запретили и запретили, в конце концов. Это, наверное, право каждого — решать, что ему делать. Мне, конечно, было морально очень тяжело, и в финансовом отношении, если честно сказать, тоже.

Но когда случился "облом" с корридой, у меня… устроилась личная жизнь. Я, наконец, встретила человека, который, как и я, на "алтарь лошади" положил всю свою жизнь. Мы поженились, и уже четырнадцать лет вместе, у нас свой конный клуб, и мы счастливы. Наверное, чтобы что-то приобрести, надо сначала чем-то поступиться.

— Вы выходили на арену потому, что у вас в крови тяга к риску, или по какой-то другой причине?

— Не могу сказать, что для меня риск — основополагающее понятие. Я просто люблю поединки. До корриды я много охотилась: конная, парфорсная охота в лесу только с холодным оружием — собаки, лошади и холодное оружие. В конной корриде все это слилось воедино. И еще расчет. То есть, это можно просчитать все, это знание, техника. Это не просто кинуться головой в омут, грудью на амбразуру.

— Я, готовясь к нашей беседе, нашла статистику, что за карьеру матадор, в среднем, получает 20 ранений от рогов быка.

— Одно в год, считай, но это в пешей корриде. У меня и самой было ранение в ногу. Неприятно, скажу, но интересно. У конных тореадоров ранения от рогов быка вообще бывают реже, в основном им свойственны черепно-мозговые травмы ­ - обычно это падения с лошади, когда тореадора накрывают лошадь или бык.

Мне лично в свое время очень много помогал один португальский заводчик боевого скота. Его сын погиб на аренах Лиссабона — его лошадь поскользнулась, сверху их еще накрыл и бык. Сын пролежал шесть лет в коме, а затем умер. Варелла, так звали того заводчика, к моменту нашего знакомства был уже пожилым человеком, но отчего-то проникся ко мне. Сначала задал вопрос: "Тебе это действительно надо?" "Да, — ответила я, — мне это действительно надо". — "Тогда я тебе помогу, чем могу". И он совершенно безвозмездно поставил мне много боевого скота.

— Корриду еще называют смесью охоты и балета.

— Это и охота в закрытом пространстве, и балет лошади пред рогом быка. Действо очень интересное тем, кто его принимает и понимает. Могу сказать, что и там есть люди, которые это не приемлют, не хотят видеть, и они имеют право, и не надо никому ничего навязывать. Мой учитель говорил: "На веревке никто туда никого не тянет — ни в тореадоры, ни публику".

— Лидия, это правда, что вы вегетарианка?

— Нет, сейчас я не ем мясо просто потому, что это не полезно из-за возраста. Я спокойно без него обхожусь. Но птицу, рыбу ем охотно. А в молодости мясо я очень даже любила. Мое вегетарианство — это журналистская байка какая-то.

— Вы человек настойчивый, всегда стоите на своем, или все-таки склонны к поиску каких-то компромиссов?

- Я считаю, что никогда не стоит идти напролом. Это, наверное, профессиональное. Как пример, у меня есть претензии к нынешнему конному спорту вообще. И я знаю, что я права. Но свою правоту надо доказывать конкретным делами, а не криком.

Я готова взять в работу любую лошадь. И она у меня останется здоровой. Более того, я добьюсь с ней результатов, которых другие добиться не могут, образно говоря, ни огнем, ни мечом, ни разными препаратами.

Александр Невзоров, вообще-то, в своих программах правильно рассказал о многих вещах, может, немного театрально. Он прав в главном: современный конный спорт построен на лошадиных костях. Спортивные лошади — это, в основном, больные лошади. А наездники — машины, задача у которых одна — достижение высокого результата. Они не партнеры, как это бывает в корриде.

Моя же позиция совершено обратная: люди, которые так поступают, — испорченные люди. Мне больно смотреть, как они "ломают" лошадей. Но еще больнее от того, что такой подход калечит души детей, подростков, которые из лучших чувств приходят заниматься конным спортом, все видят и потом слепо копируют поведение своих, так называемых, "тренеров". Это моя принципиальная позиция, и я ее не скрываю.

Ян Девельманс, который сегодня руководит мировой выездкой в Международной федерации конного спорта, побывав на наших занятиях, мне как-то сказал: "Кроме вас, в Европе так уже не работает практически никто — ушла школа, а вместе с ней и знания". Мне же просто повезло в жизни: в Португалии я еще застала в живых мастеров, многим тогда уже было за восемьдесят, и мне посчастливилось поработать с ними. Мне очень хотелось тогда перенять их технику, знания. Эти люди мне очень много рассказывали, показывали, и я очень благодарна им.

Хорошо выездить можно даже лошадь с весьма средними способностями. Труднее выездить лошадь с норовом, которая имеет не лучший характер, — такие тоже бывают. Но самое сложное — устранить дефекты, приобретенные или врожденные.

— Может, вам уже пора открыть свою конную школу?

— Она у нас уже есть: мы вместе с мужем (а он сам известный конник, заслуженный мастер спорта, в свое время бывший чемпионом Европы по конному троеборью), наконец, реализовали свою мечту. У нас есть свой манеж, мы уже перевезли в него своих лошадей. Есть и конюшни. Мы работаем по своей системе, по старой школе.

— И сколько человек сегодня занимаются у вас?

— Я не могу на своих лошадей посадить кого ни попадя, это же живые лошади, а не тренажеры. У нас постоянно занимаются пять-шесть ребят, в возрасте 10-12 лет. Все они уже хорошо ездят, причем именно так, как нам с мужем нравится. Скажете, немного? Но я не могу привести к себе в манеж группу просто желающих и запросто посадить всех на лошадей — последние просто перестанут что-либо делать, они же не велосипеды.

Вообще, все в нашем конном спорте сегодня упирается в финансы. Есть у нас, к примеру, 11 голов лошадей, из них только четыре — молодые и по-настоящему перспективные, их уже сейчас готовы купить в Европе. Не хватает поголовья, а это уже немалые вложения. Я готова выездить лошадей, посадить на них людей, все им объяснить. Все упирается в то, что нужно приобретать лошадей, обеспечивать им уход и содержание. Чтобы серьезно развивать конный спорт, нужно создавать базу: возрождать конезаводы, открывать школы, строить манежи.

Я сама всем этим заниматься не готова. Выездка для меня — это просто эстетическое наслаждение. Мне хочется одного: чтобы дети, с которыми я занимаюсь, и дальше прогрессировали, чтобы из них выросли настоящие мастера именно этого искусства — выездки.

— Вы — счастливый человек?

— Абсолютно. Впервые за много лет я чувствую себя абсолютно независимой — ни от хозяев клуба, ни от владельцев арен. Никто не интересуется тем, что я делаю, что собираюсь делать. Я могу работать по утрам, могу в обед, по вечерам, даже ночами. Никто меня не выгонит, никто не скажет, что я не туда иду, не так гляжу, не то говорю. Мы с моим мужем спокойно занимаемся любимым делом, и это порождает в нас чувство истинной гармонии.

Беседовала Инна Новикова

К публикации подготовил Сергей Валентинов