"Христианство есть воскрешение"

29 декабря 1903 года на 74 году жизни скончался Николай Федоров. Формально — пенсионер и мелкий служащий архива. А для истории — основатель русского "космизма", который автор считал развитием христианских идей. Увы, на деле Федоров так и остался первым и едва ли не единственным по-настоящему верующим человеком среди философов этого направления.

Родился будущий мыслитель в 1829 году в Тамбовской губернии. Внебрачный сын князя Гагарина, юноша получил хорошее образование — но, увы, не богатое наследство. Впрочем, с ранней молодости деньги, слава, почет его особенно и не манили.

Вообще, к Федорову можно относиться по-разному — но даже противники отдают ему дань уважения за по-настоящему аскетический образ жизни. По большому счету, философ был истинным "монахом в миру" — отличающимся от монахов настоящих разве что отсутствием обета "послушания". Два остальных, безбрачия и нестяжания, выполнялись им в таком объеме, в котором они редко выполняются и в пределах монастырской ограды.

Например, и работая учителем в гимназии, и позже будучи работником архива Румянцевского музея, Николай Федорович питался почти исключительно черным хлебом и водой, жил в непритязательном жилище, а "излишками" и так небогатого жалованья делился со своими учениками и просто нуждающимися. Даже смерть подстерегла мыслителя по глупой случайности.

Читайте также: Мистики: голый философ Порфирий Иванов

Всю жизнь он ходил при самых сильных морозах в легком пальто. Но когда Москву окутал уж очень сильный холод, друзья силком заставили Федорова одеть шубу и поехать домой на извозчике. В результате он сначала вспотел, затем переохладился — потом последовало воспаление легких, без антибиотиков закономерно закончившееся в пожилом возрасте печальным исходом.

Главным трудом мыслителя стала "Философия общего дела" — впрочем, получившая широкую известность уже после его смерти. Ее основным содержанием является оптимистический пафос победы над смертью.

"Смертность, — писал Федоров, — сделалась всеобщим органическим пороком, уродством, которое мы уже не замечаем и не считаем ни за порок, ни за уродство".

Однако, по мнению автора, она "есть лишь неведение, результат несовершеннолетия, несамостоятельности жизни, находящейся в зависимости от незрячей природы, извне и внутри нас действующей и нами пока неуправляемой".

А вот когда человечество и достигнет "совершеннолетия" — тогда смерть будет им побеждена. Надо заметить, что причины таких взглядов у Федорова были однозначно нравственными — без малейшей иронии. В отличие от средневековых поисков "философского камня", финансируемых королями и царями, исключительно чтобы продлить свою патологическую жажду власти на вечные времена, русский философ на первое место выдвигал любовь. В частности, между родными, представителями разных поколений.

"Если между сынами и отцами существует любовь, то переживание возможно только на условии воскрешения, без отцов сыны жить не могут, а потому они должны жить только для воскрешения отцов, — и в этом только заключается все", — писал он.

То есть, по мысли автора, достигшее зрелости человечество не просто обеспечит своим гражданам бессмертие, но и обязательно возвратит к жизни всех своих умерших предков. Собственно, сам по себе "космизм", понимаемый в узком смысле слова в плане освоения космоса, и предполагался Федоровым прежде всего с чисто утилитарной целью обеспечить воскрешенное и бессмертное человечество территориями обитания.

Разумеется, такую вечную жизнь философ никоим образом не понимал как вечную старость и дряхлость.

"Для всех откроется ширь, высь и глубь необъятная, но не подавляющая, не ужасающая, а способная удовлетворить безграничное желание, жизнь беспредельную, которая так пугает нынешнее истощенное, болезненное поколение. Это будет жизнь вечно новая, несмотря на свою древность, это весна без осени, утро без вечера, юность без старости", — писал он.

Не секрет, что больше всего такое описание грядущей жизни человечества походило на описание Царства Божьего. Но Федоров и не думал отказываться от этого — наоборот, подчеркивал, что все его идеи продиктованы верой во Христа.

"Христос есть воскреситель, и христианство, как истинная религия, есть воскрешение. Определение христианства воскрешением есть определение точное и полное… В страстной седмице и в Пасхальной, принимаемой за один день, написан полный нравственный кодекс, то есть план или проект воскрешения", — заявлял философ.

Читайте также: Следующие "новые русские" — киборги и аватары

Свое учение Федоров называл "Новой Пасхой", излагая его в форме "пасхальных вопросов". А себя называл человеком, "воспитанном службою Страстных дней и Пасхальной утрени".

Что ж, на первый взгляд, такая философия выглядит весьма привлекательной и вполне соответствующей христианству. Жаль только, в ней нет места для самого Христа. Ну не нужен Он оказывается "позврослевшему человечеству", которое безо всякой божественной помощи само обеспечит себе и Вечную Жизнь, и даже воскрешение мертвых.

С формально-ригористической точки зрения уже за одно это обстоятельство федоровское учение можно было бы назвать "теологией Антихриста". Разве что не "личного", как в классическом Апокалипсисе, а "коллективного".

Вообще, приставка "анти-" означает не только "против", но и "вместо". Например, греческое слово "антиминс" означает "вместопрестолие", специальный платок с зашитыми туда мощами святого, на котором и совершается священником Бескровная Жертва во время Литургии. Однако в отношении к Христу "вместо" очень скоро действительно превращается в "анти-".

Только не хочется произносить такие грозные оценки. Особенно в отношении мыслей действительно святого по нравственной жизни человека. Гораздо лучше к ним применимо слово "утопия".

Увы, вдохновляясь духом Светлой Седмицы, Федоров не очень глубоко изучил библейское учение о грехопадении. Ведь, как говорит Библия, человек изначально был создан по образу и подобию Божьему — для приобщения к вечной и счастливой Божественной жизни. Однако после грехопадения прародителей грех стал в них возрастать.

А ведь он, несмотря на всю возможную временную сладость, все равно приводит к пустоте, страданию, болезни бытия. Вечная жизнь в таких условиях станет вечным умиранием и вечным страданием. Что, собственно, очень хорошо чувствует большинство пожилых людей, для которых из-за множества хронических болячек и слабости смерть видится не столько трагедией, сколько избавлением.

Федоров писал о том, что будущая жизнь будет для всех вечной юностью? А что, в жизни настоящей мы мало видим примеров, как не только юноши и девушки, но даже дети и подростки становятся преступниками, наркоманами, кончают жизнь самоубийством, впадают во множество других пороков отнюдь не по причине ощущения безграничного счастья? Так что не только старость, но и юность тоже может стать медленным мучительным умиранием. Что и есть "грех", болезнь духа и плоти, в бытийственном смысле.

Это происходит потому, что после грехопадения "мир лежит во зле". Сами законы этого мира стали далекими от нравственных норм. И самым главным из них является закон "борьбы за существование", частным случаем которого становится принцип "естественного отбора", с выбраковкой далеко не обязательно плохих качеств и их носителей. А биология, наука о жизни, с тем же успехом может быть названа и "танатологией" — наукой о смерти.

Ведь одна из основных биологических дисциплин, экология, вопреки романтическому флеру вокруг нее, навеянному "зелеными", является не чем иным, как исследованием "пищевых цепочек". То есть, грубо говоря, выяснением вопроса — кто кого ест и для кого сам, в свою очередь, является пищей. И даже человек, несмотря на свой статус "царя природы", в конце концов становится пищей микроорганизмов и могильных червей.

Однако после грехопадения в мир вошла и смерть — как последняя возможность ограничить мучительное бесконечное самоубийство в увеличивающихся грехах. Тем не менее, она Богом не создавалась — и к Его благому творению не относится. Даже Богочеловек Иисус Христос боялся смерти, и накануне своего Распятия молил Отца: "Да минует меня чаша сия". А воскреснув в третий день, "смертью смерть попрал". Верующим же в Него дал обетование о полной победе над смертью и блаженной Вечности — после своего Второго Славного Пришествия и всеобщего Воскресения мертвых. Кстати, оба эти события как раз и должны случится в финале Апокалипсиса…

Читайте также: Великие мистики в реалиях: Новалис

Но Воскресение отличается от чисто технического "воскрешения", как настоящий кофе от "морковного" эрзаца. После торжества Божественной Правды кардинально изменятся все патологические законы падшего мира. Все лучшее в нем будет сохранено и преображено.

"Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медведицею, и детеныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет есть солому. И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи. Не будут делать зла и вреда на всей святой горе Моей, ибо земля будет наполнена ведением Господа, как воды наполняют море" (Ис. 11:6-9)

Это будет действительно "новое небо и новая земля" — где зло навсегда будет искоренено. Можно на минуту представить, что какие-нибудь "нанотехнологии" смогут продлевать жизнь на бесконечно длительное время — но кто, кроме Бога, сможет совершить чудо преображения в человеческих душах? "Массовая гипноиндукция, положительная реморализация, гипноизлучатели на трех экваториальных спутниках", как размышлял об этом дон Румата Эсторский из замечательной повести братьев Стругацких "Трудно быть Богом"? Жаль только, нет таких "гипноизлучателей" в природе. А если они и появятся, то люди вместо свободных существ станут, как иронизировал Бердяев, "автоматами добра" — грубо говоря, "добрыми зомби".

Не очень понятно у Федорова, что делать с воскрешенными злодеями. Ну, или хотя бы просто с врагами. Как замечательно будут смотреться рядом, например, непобедимые воины Батыя и герои Евпатия Коловрата, павшие в неравной борьбе с ними за свободу народа.

В общем, как и в любой утопической системе, в учении Федорова принципиально нерешаемых вопросов гораздо больше, чем ответов.

Но это отнюдь не помешало космизму развиваться и дальше. Очень уж заманчивая это идея: безо всякой религии, просто с помощью человеческого ума и развития технологий добиться победы над смертью! Недаром любой мало-мальски уважающий себя писатель-фантаст, особенно в СССР, считал своим долгом затронуть тему сохранения вечности как минимум человеческого разума. КПСС смотрела на такие фантазии довольно благожелательно: "Чем бы дитя не тешилось — лишь бы смерти не боялось". И не искало утешения и надежды в Том единственном, Кто дарует победу над ней.

Правда, другие представители космизма уже редко обладали воистину христианской любовью Николая Федоровича. Скажем, его младший современник Циолковский, теоретик космических путешествий, прямо писал, что обнаруженные на других планетах "несовершенные формы жизни" должны уничтожаться "совершенными" землянами для обеспечения "жизненного пространства". Эдакий "гибрид" низкопробных боевиков, типа "Марс атакует" (только в роли победителей выступают земляне), и людоедских идей фашистов с их "неполноценными расами" и вожделенным "лебенсраумом". Тем самым "жизненным пространством", ради которого Гитлер и начал Вторую мировую войну.

Читайте также: Мельница заблуждений: анафема Толстому

Недаром самые гуманные представители советской фантастики с трудом воспринимали такие идеи. То же "прогрессорство" у Стругацких по отношению к инопланетянам, находящимся на более низких стадиях развития, нежели земляне, — это все-таки громадный шаг в нравственном отношении. А в нашумевшем фильме "Аватар" землянин вообще становится на сторону аборигенов с чужой планеты, понимая шаткие моральные основы земной "космической конкисты".

В 1929 году могила Федорова в числе других могил подверглась уничтожению. Кладбище Скорбященского монастыря было стерто с лица земли, утрамбовано под парк и игровую площадку. Новая власть, тоже желающая, как и выдающийся мыслитель, построить "Царство Божье без Бога", но не жалея при этом никого и ничего, увы, вместо взращивания нравственных принципов и намерения приблизить "воскрешение" праха усопших, не нашла ничего лучшего, как этот прах уничтожить. Не миновала эта горькая участь и останки того, кто, при жизни лично оставаясь верующим, тем не менее, заложил основы мощной атеистической квазирелигии, ставшей заметной частью коммунистического мировоззрения.

Но если надежда на "воскрешение" так и остается полной утопией — это лишь подчеркивает уникальное значение обетованного Христом настоящего Воскресения, которое и станет окончательной победой над злом, грехом и смертью для всех живых существ. И благой участью для тех, кто хотя и ошибался при жизни, но "алкал и жаждал правды", а потому должен ею "насытиться" (Мф.5:6).